Dream On, Dreamer
Название: После титров
Автор: Кактус
Бета: уже по традиции – тут могло бы стоять ваше имя
Жанр: романтика, ога
Рейтинг: детский
Персонажи: Аллен/Линали (тщорд, это мое проклятье)
Предупреждение: ООС и куча бреда
Размещение: без моего ведома трогать даже отдельные фразы запрещено. Короче – нет.
Вдохновитель: Каста «Закрытый космос». Советую послушать, ибо песня прелестна.
От автора: ну шо я могу сказать? Сопли и куча бреда – в наличии, ошибки и ляпы – присутствуют. Попытка встряхнуть вдохновение и пнуть музу, ибо зажралась сволочь. Вы уверены, что хотите это прочитать?
читать дальше
Будь ты абсолютный гений или абсолютный дурак, тебе никогда не удастся жить обособленно в своем абсолютном мире. Как ты для этого под землю ни прячься и на какую стену ни залезай. Кто-нибудь обязательно заявится в твою жизнь и перевернет ее вверх дном.
© Харуки Мураками «Страна Чудес без тормозов и Конец Света».
На самой окраине города – старый заброшенный парк, в который боятся приходить даже самые отчаянные хулиганы и обманщики. Здесь тихо и пусто круглый год, а сейчас – в середине октября – еще и страшно из-за гулявших в народе поверий, будто духи убитых восстают из ада и принимаются искать своих мучителей.
Холодный ветер свободно гулял по узким заросшим тропинкам, пинал сорванные с полуголых деревьев жухлые листья, шуршащие от каждого его движения, огляделся в поисках своей закадычной подруги, прищурился и, почувствовав усталость, сел на тоненькую корявую веточку некогда могучего клена.
Одинокое бесконечное небо в полудреме нависло над серой землей, и утробное рычание голосистым раскатом пронеслось по всему его периметру. Чернильно-синие тучи заслонили собой северную часть высокого купола.
Алый обрубок солнца стыдливо прижался к тоненькой полоске горизонта, и яркие бутоны заката вспыхнули на бледном кривом небе. Это – три завершающие ноты, прелюдия к смерти светила. Сигнал к сумеречной жизни.
Две косые тени, слившись, неровно легли на тропинку, и за пару секунд нарисовалась их история – хрупкая фигурка из тончайшего северного льда, дребезжащая под резкими порывами осеннего вечернего ветра.
Будто в прощальном взмахе лучи закатного солнца вспороли небесное брюхо и прошли сквозь сгустившийся туман, кривыми полосами пали на яркий ковер из опавших листьев и так же незаметно исчезли до следующего дня.
Накинув прохладу на хрупкие плечи, осень медленным шагом прошла вдоль полуголых деревьев и одним движением смахнула с веток оставшиеся листочки – завершила изящную композицию.
Теплый еще воздух пронес в своих ладонях запах прелых листков и чье-то дыхание.
Вечер несмело выглянул из-за толстого могучего ствола клена и улыбнулся – его время пришло. В эти моменты тоска и тупое безразличие ко всему неотвратимо поселялись внутри, и непроницаемый взгляд устало скользил по тонувшим в полумраке силуэтам голых деревьев и далеких холмов, расположенных прямо за парком. И где-то залаяла заблудшая бездомная собака, и отыграл последние ноты одинокий такой же бездомный скрипач, на аллее зажглись скрюченные фонари, и в холодном их свете заплясали маленькие кристаллики заморосившего дождя. Проворный холодок ловко скользнул под тонкую накидку и пальцами пробежал вдоль ребер, заставив поежиться и плотнее закутаться в ткань.
Протяжно завыла тоска по далекому дому, томно сжалось сердце и резко брыкнуло, гулко стукнув в груди. Перед глазами заплясали черные точки, слившись после в одну большую дыру. Сорвавшийся с губ вздох маленьким облачком растаял в похолодевшем воздухе, вобравшем в себя аромат ночной прохлады и сырой земли. Капли дождя, запутавшиеся в темных волосах, мелкой бриллиантовой пылью переливались в молочном свете фонарей.
Линали поджала губы и оглянулась. Опустившаяся шалью на плечи тишина не давала покоя, тревожа чуть расслабившиеся нервы. Прищурилась. Посмотрела на своего молчаливого спутника. Конечно, такое случалось очень редко, но все же Аллен, погрузившись в путаные мысли или далекие воспоминания, как-то слишком резко выпал из реальности, оставив девушку наедине с собственной тенью и тоской по большому зданию, ставшему в короткие сроки из тюрьмы в дом. От Уолкера осталась лишь оболочка, а разум и внимание стерлись под грузом усталости и вечной погони.
Но она чувствовала, что рядом с ними есть еще нечто, не материя, но и не дух. У этого «нечто» был запах – палых листьев и горькой полыни, - цвет – выцветший синий или даже ледяно-голубой, как высокое небо ранней весной, отражающееся в равномерном и тихом потоке реки, - и тепло – слабое. Но «нечто» похоже на коньяк – со временем все крепче и прекрасней, терпкий вкус которого заставляет жмуриться и судорожно вдыхать морозный осенний ветер.
Имя ему Линали уже дала, но не понимала, чувствует ли то же самое он – ее молчаливый спутник.
Сколько бы она его ни разглядывала, понять цвет его глаз не могла, то есть не могла подобрать нужного оттенка: то ли серый, то ли серебристый, может, тонкой корки льда на синем-синем море где-то на краю Земли, откуда улетают птицы на зимовку? И волосы… белые-белые, как первый снег в середине ноября или ледник в самом сердце Антарктики. Эпитетов было куда больше, чем предполагалось, но все мимо, все неточно. Рядом, но не то. Как-то вскользь, черство, чересчур поверхностно.
Его глаза – это небо поздней осенью или перед Рождеством. Обтянутое тонкой прослойкой перистых облаков или свинцовых туч, готовых пролить на Землю слезы ангелов – мелкий моросящий дождик. Или млечный путь на темном бархате ночного купола. Или драгоценная дорожка на ровной глади Тихого океана под ленивым светом блеклой луны.
Его улыбка – это надежда цвета моря – глубокого, искрящегося под лучами солнца. Которая приходит в самый трудный момент белой птицей и вселяет веру, которая полоской света ложится на пол и стены в темных комнатах, которая теплым пледом накрывает при сильном морозе или промозглом ветре.
Его запах – теплой осени ярким солнечным днем где-нибудь в самом краю парка, где громадные деревья бросают такие же большие косые тени, способные укрыть в своих объятьях полмира. Немного терпкий, горьковатый, пропитанный грустью и печалью. Тоской по лету и бесшабашной весне. Родной, как дом. Мягкий на ощупь и соленый, как слеза, на вкус – его запах, от которого кружится голова, и стынут пальцы. От которого дрожат руки, сжимается сердце, и белеет горизонт.
Его неровные ресницы бросали косые тонкие тени-лески на впалые щеки при каждом повороте головы. Кристаллики дождя, запутавшиеся в белых волосах, маленькими бриллиантами поблескивали в сумеречном персиково-розовом свете небольшого клочка неба, куда пару минут назад погрузилось солнце.
И ей хотелось смеяться. Или плакать – нет разницы. Лишь бы не молчать, чувствуя ускользающее сквозь пальцы оплавившееся время.
…Небольшая комната, до потолка заполненная ночью и просачивающимся сквозь приоткрытую форточку холодным ветром. Голые стены и деревянный скрипучий пол полностью утонули в темноте. Тихо настолько, что слышны даже неясные голоса – мужские и женские – за пределами этого мирка, ограниченного тесным пространством и ленивой ночью, распластавшейся на широком подоконнике.
Пыльные зеркала трещат, и в окно бьется осень, просясь внутрь. Из неоткуда взявшееся эхо не отражается, а ровным слоем ложится на стены и исчезает.
Сквозь рваные клочья черных облаков выглядывает печальное лицо луны, и ее жемчужный свет достигает этой комнаты, проходит через стекло и разгоняет темноту.
Одиночество в длинном черном платье хозяйкой ступила на деревянный пол и, цокая каблуками, подошла к нему - Аллену. Худыми руками обхватила его и холодными губами прижалась к его плечу. Страх встал по другую от него сторону, зло щурясь на неясный в углу силуэт.
Тени, как и все остальное, утонули в густой тьме, залегшей на пол ковром. Каждое движение ножом резало темноту. С надрывом, будто нехотя, она рвалась на куски, а потом быстро собиралась в целое полотно. Звук треснувшего ствола дерева на секунду оглушил стоявших, а потом растворился, будто его и не было. Словно в протест восставшей тишине сильнее завыл прохладный сырой ветер, с силой стукнулся о стекло, но разбить его не смог, поэтому, обиженно поджав губу, ушел обратно, чтобы вернуться и довести свой замысел до конца.
Серебристый свет упал на бледное лицо… девушки, сидевшей в самом темном углу этой холодной комнаты, и секунды хватило, чтобы он узнал ее по тревожному влажному блеску фиалковых глаз. Он резко рванул вперед, к ней, чтобы успеть разогнать скользнувшую из-за спины липкую тишину, норовившую забрать к себе в плен ее силуэт. Треснули потолок и стены, неровные слои штукатурки быстро начали оседать на пол. Что-то громко хрустнуло, но что – Аллен понять не мог, в этот момент он видел лишь испуганный взгляд Линали, прикованной к месту корявыми руками Страха. Но и пошевелиться ему не давали цепкие объятья Одиночества – возмужавшей за три секунды барышни в черном платье.
Да плевать…
Рванул вперед, оставив позади проклятья и гневные выкрики некогда постоянной спутницы. За полувздох добежал до хрупкой фигуры. С силой отдернул от нее руки Страха. Самое главное сейчас – уйти из разрушающегося мира – кокона – плетеного двумя чувствами, непеременимо следовавшими за ним по пятам, дышавшим ему в затылок, шептавшим на ухо ночные кошмары.
Уолкеру хватило трети мгновения, чтобы схватить Линали за руку и, с силой дернув на себя, вызволить из объятий Страха. И его, и ее.
Свобода свежим ветром ударила в лицо, и за спиной будто выросли крылья. Тьма треснула напополам, и прорвавший ее свет ковром лег на пол и быстро убежал вдаль, разогнав мрак.
Рухнувший на бесполезные осколки мир-кокон остался далеко за плечами, как остались и Одиночество со Страхом под завалами собственноручно построенной западни. Теперь уже навсегда.
Лави рассказывал, что если вытянуть вперед ладонь и подставить ее под тугие струи ветра – желательно теплого – то создается ощущение, будто тебя кто-то держит за руку. Или дать закатному теплому еще солнцу лучами погладить тебя по спине – только тогда можно будет почувствовать, как тебя сзади обнимают.
Линали зажмурилась, вытянула руку и позволила ветру пройти сквозь пальцы. Вечер был холодный, поэтому очень скоро горячая кожа остыла. А потом стало тепло. Она открыла глаза и увидела, что ее ладонь держат его руки. Улыбнулась. Неуверенно дрогнули уголки его губ. Бояться было больше нечего – над головою темнело небо, и верхушки высоких деревьев, утонувшие во мгле, укрыли их от холодной ночи и дождя. Сузившийся мир разноцветным упругим зонтом раскрылся над ними, сдержав тепло.
А потом… они вдвоем собирали свое небо, свою весну, свое море, своими руками переплетали свои судьбы, создавая тонкое изящное кружево.
В парке стемнело, и немного жаль,
Что нельзя еще постоять, повоображать,
Ты смотришь на часы – видимо, мой черед,
И я делаю… шаг вперед.
Я будто выпал из сна, а тут – другая весна.
В небе добрый знак, если комете верить,
Это сгорает мой корабль в твоей атмосфере…
© Каста «Закрытый Космос»
Автор: Кактус
Бета: уже по традиции – тут могло бы стоять ваше имя
Жанр: романтика, ога
Рейтинг: детский
Персонажи: Аллен/Линали (тщорд, это мое проклятье)
Предупреждение: ООС и куча бреда
Размещение: без моего ведома трогать даже отдельные фразы запрещено. Короче – нет.
Вдохновитель: Каста «Закрытый космос». Советую послушать, ибо песня прелестна.
От автора: ну шо я могу сказать? Сопли и куча бреда – в наличии, ошибки и ляпы – присутствуют. Попытка встряхнуть вдохновение и пнуть музу, ибо зажралась сволочь. Вы уверены, что хотите это прочитать?
читать дальше
Будь ты абсолютный гений или абсолютный дурак, тебе никогда не удастся жить обособленно в своем абсолютном мире. Как ты для этого под землю ни прячься и на какую стену ни залезай. Кто-нибудь обязательно заявится в твою жизнь и перевернет ее вверх дном.
© Харуки Мураками «Страна Чудес без тормозов и Конец Света».
На самой окраине города – старый заброшенный парк, в который боятся приходить даже самые отчаянные хулиганы и обманщики. Здесь тихо и пусто круглый год, а сейчас – в середине октября – еще и страшно из-за гулявших в народе поверий, будто духи убитых восстают из ада и принимаются искать своих мучителей.
Холодный ветер свободно гулял по узким заросшим тропинкам, пинал сорванные с полуголых деревьев жухлые листья, шуршащие от каждого его движения, огляделся в поисках своей закадычной подруги, прищурился и, почувствовав усталость, сел на тоненькую корявую веточку некогда могучего клена.
Одинокое бесконечное небо в полудреме нависло над серой землей, и утробное рычание голосистым раскатом пронеслось по всему его периметру. Чернильно-синие тучи заслонили собой северную часть высокого купола.
Алый обрубок солнца стыдливо прижался к тоненькой полоске горизонта, и яркие бутоны заката вспыхнули на бледном кривом небе. Это – три завершающие ноты, прелюдия к смерти светила. Сигнал к сумеречной жизни.
Две косые тени, слившись, неровно легли на тропинку, и за пару секунд нарисовалась их история – хрупкая фигурка из тончайшего северного льда, дребезжащая под резкими порывами осеннего вечернего ветра.
Будто в прощальном взмахе лучи закатного солнца вспороли небесное брюхо и прошли сквозь сгустившийся туман, кривыми полосами пали на яркий ковер из опавших листьев и так же незаметно исчезли до следующего дня.
Накинув прохладу на хрупкие плечи, осень медленным шагом прошла вдоль полуголых деревьев и одним движением смахнула с веток оставшиеся листочки – завершила изящную композицию.
Теплый еще воздух пронес в своих ладонях запах прелых листков и чье-то дыхание.
Вечер несмело выглянул из-за толстого могучего ствола клена и улыбнулся – его время пришло. В эти моменты тоска и тупое безразличие ко всему неотвратимо поселялись внутри, и непроницаемый взгляд устало скользил по тонувшим в полумраке силуэтам голых деревьев и далеких холмов, расположенных прямо за парком. И где-то залаяла заблудшая бездомная собака, и отыграл последние ноты одинокий такой же бездомный скрипач, на аллее зажглись скрюченные фонари, и в холодном их свете заплясали маленькие кристаллики заморосившего дождя. Проворный холодок ловко скользнул под тонкую накидку и пальцами пробежал вдоль ребер, заставив поежиться и плотнее закутаться в ткань.
Протяжно завыла тоска по далекому дому, томно сжалось сердце и резко брыкнуло, гулко стукнув в груди. Перед глазами заплясали черные точки, слившись после в одну большую дыру. Сорвавшийся с губ вздох маленьким облачком растаял в похолодевшем воздухе, вобравшем в себя аромат ночной прохлады и сырой земли. Капли дождя, запутавшиеся в темных волосах, мелкой бриллиантовой пылью переливались в молочном свете фонарей.
Линали поджала губы и оглянулась. Опустившаяся шалью на плечи тишина не давала покоя, тревожа чуть расслабившиеся нервы. Прищурилась. Посмотрела на своего молчаливого спутника. Конечно, такое случалось очень редко, но все же Аллен, погрузившись в путаные мысли или далекие воспоминания, как-то слишком резко выпал из реальности, оставив девушку наедине с собственной тенью и тоской по большому зданию, ставшему в короткие сроки из тюрьмы в дом. От Уолкера осталась лишь оболочка, а разум и внимание стерлись под грузом усталости и вечной погони.
Но она чувствовала, что рядом с ними есть еще нечто, не материя, но и не дух. У этого «нечто» был запах – палых листьев и горькой полыни, - цвет – выцветший синий или даже ледяно-голубой, как высокое небо ранней весной, отражающееся в равномерном и тихом потоке реки, - и тепло – слабое. Но «нечто» похоже на коньяк – со временем все крепче и прекрасней, терпкий вкус которого заставляет жмуриться и судорожно вдыхать морозный осенний ветер.
Имя ему Линали уже дала, но не понимала, чувствует ли то же самое он – ее молчаливый спутник.
Сколько бы она его ни разглядывала, понять цвет его глаз не могла, то есть не могла подобрать нужного оттенка: то ли серый, то ли серебристый, может, тонкой корки льда на синем-синем море где-то на краю Земли, откуда улетают птицы на зимовку? И волосы… белые-белые, как первый снег в середине ноября или ледник в самом сердце Антарктики. Эпитетов было куда больше, чем предполагалось, но все мимо, все неточно. Рядом, но не то. Как-то вскользь, черство, чересчур поверхностно.
Его глаза – это небо поздней осенью или перед Рождеством. Обтянутое тонкой прослойкой перистых облаков или свинцовых туч, готовых пролить на Землю слезы ангелов – мелкий моросящий дождик. Или млечный путь на темном бархате ночного купола. Или драгоценная дорожка на ровной глади Тихого океана под ленивым светом блеклой луны.
Его улыбка – это надежда цвета моря – глубокого, искрящегося под лучами солнца. Которая приходит в самый трудный момент белой птицей и вселяет веру, которая полоской света ложится на пол и стены в темных комнатах, которая теплым пледом накрывает при сильном морозе или промозглом ветре.
Его запах – теплой осени ярким солнечным днем где-нибудь в самом краю парка, где громадные деревья бросают такие же большие косые тени, способные укрыть в своих объятьях полмира. Немного терпкий, горьковатый, пропитанный грустью и печалью. Тоской по лету и бесшабашной весне. Родной, как дом. Мягкий на ощупь и соленый, как слеза, на вкус – его запах, от которого кружится голова, и стынут пальцы. От которого дрожат руки, сжимается сердце, и белеет горизонт.
Его неровные ресницы бросали косые тонкие тени-лески на впалые щеки при каждом повороте головы. Кристаллики дождя, запутавшиеся в белых волосах, маленькими бриллиантами поблескивали в сумеречном персиково-розовом свете небольшого клочка неба, куда пару минут назад погрузилось солнце.
И ей хотелось смеяться. Или плакать – нет разницы. Лишь бы не молчать, чувствуя ускользающее сквозь пальцы оплавившееся время.
…Небольшая комната, до потолка заполненная ночью и просачивающимся сквозь приоткрытую форточку холодным ветром. Голые стены и деревянный скрипучий пол полностью утонули в темноте. Тихо настолько, что слышны даже неясные голоса – мужские и женские – за пределами этого мирка, ограниченного тесным пространством и ленивой ночью, распластавшейся на широком подоконнике.
Пыльные зеркала трещат, и в окно бьется осень, просясь внутрь. Из неоткуда взявшееся эхо не отражается, а ровным слоем ложится на стены и исчезает.
Сквозь рваные клочья черных облаков выглядывает печальное лицо луны, и ее жемчужный свет достигает этой комнаты, проходит через стекло и разгоняет темноту.
Одиночество в длинном черном платье хозяйкой ступила на деревянный пол и, цокая каблуками, подошла к нему - Аллену. Худыми руками обхватила его и холодными губами прижалась к его плечу. Страх встал по другую от него сторону, зло щурясь на неясный в углу силуэт.
Тени, как и все остальное, утонули в густой тьме, залегшей на пол ковром. Каждое движение ножом резало темноту. С надрывом, будто нехотя, она рвалась на куски, а потом быстро собиралась в целое полотно. Звук треснувшего ствола дерева на секунду оглушил стоявших, а потом растворился, будто его и не было. Словно в протест восставшей тишине сильнее завыл прохладный сырой ветер, с силой стукнулся о стекло, но разбить его не смог, поэтому, обиженно поджав губу, ушел обратно, чтобы вернуться и довести свой замысел до конца.
Серебристый свет упал на бледное лицо… девушки, сидевшей в самом темном углу этой холодной комнаты, и секунды хватило, чтобы он узнал ее по тревожному влажному блеску фиалковых глаз. Он резко рванул вперед, к ней, чтобы успеть разогнать скользнувшую из-за спины липкую тишину, норовившую забрать к себе в плен ее силуэт. Треснули потолок и стены, неровные слои штукатурки быстро начали оседать на пол. Что-то громко хрустнуло, но что – Аллен понять не мог, в этот момент он видел лишь испуганный взгляд Линали, прикованной к месту корявыми руками Страха. Но и пошевелиться ему не давали цепкие объятья Одиночества – возмужавшей за три секунды барышни в черном платье.
Да плевать…
Рванул вперед, оставив позади проклятья и гневные выкрики некогда постоянной спутницы. За полувздох добежал до хрупкой фигуры. С силой отдернул от нее руки Страха. Самое главное сейчас – уйти из разрушающегося мира – кокона – плетеного двумя чувствами, непеременимо следовавшими за ним по пятам, дышавшим ему в затылок, шептавшим на ухо ночные кошмары.
Уолкеру хватило трети мгновения, чтобы схватить Линали за руку и, с силой дернув на себя, вызволить из объятий Страха. И его, и ее.
Свобода свежим ветром ударила в лицо, и за спиной будто выросли крылья. Тьма треснула напополам, и прорвавший ее свет ковром лег на пол и быстро убежал вдаль, разогнав мрак.
Рухнувший на бесполезные осколки мир-кокон остался далеко за плечами, как остались и Одиночество со Страхом под завалами собственноручно построенной западни. Теперь уже навсегда.
Лави рассказывал, что если вытянуть вперед ладонь и подставить ее под тугие струи ветра – желательно теплого – то создается ощущение, будто тебя кто-то держит за руку. Или дать закатному теплому еще солнцу лучами погладить тебя по спине – только тогда можно будет почувствовать, как тебя сзади обнимают.
Линали зажмурилась, вытянула руку и позволила ветру пройти сквозь пальцы. Вечер был холодный, поэтому очень скоро горячая кожа остыла. А потом стало тепло. Она открыла глаза и увидела, что ее ладонь держат его руки. Улыбнулась. Неуверенно дрогнули уголки его губ. Бояться было больше нечего – над головою темнело небо, и верхушки высоких деревьев, утонувшие во мгле, укрыли их от холодной ночи и дождя. Сузившийся мир разноцветным упругим зонтом раскрылся над ними, сдержав тепло.
А потом… они вдвоем собирали свое небо, свою весну, свое море, своими руками переплетали свои судьбы, создавая тонкое изящное кружево.
В парке стемнело, и немного жаль,
Что нельзя еще постоять, повоображать,
Ты смотришь на часы – видимо, мой черед,
И я делаю… шаг вперед.
Я будто выпал из сна, а тут – другая весна.
В небе добрый знак, если комете верить,
Это сгорает мой корабль в твоей атмосфере…
© Каста «Закрытый Космос»
@темы: D. Gray-man, Написанное, Фанфикшн, het, Творчество