Dream On, Dreamer
Название: Театр теней
Автор: Lucie Snowe
Бета:
Жанр: повседневность
Категория: в основном, конечно, мой любимый джен.
Рейтинг: ПэЖэ – 13.
Персонажи: Ино, Саске, Сакура, Сай – в первой части.
Предупреждение: ООС – жуткий. Стерва Яманако и дура Харуно. Осы, авторский бред.
От автора: насмотрелась Сплетницы и начиталась Бальзака. Адская смесь.
читать дальше
When everything made to be broken
I just want you to know who I am…
Goo Goo Dolls
«Моя дорогая племянница Ино!
Пишу к тебе столь неожиданное письмо, вероятно, тревожа тебя и отвлекая от каждодневных забот, с одной лишь просьбой навестить нас в коттеджном поселке *** близ твоего родного Чикаго.
К огромному моему сожалению, в прошлый раз мы расстались при неблагоприятных условиях и, уверена, в обиде друг на друга, но, дорогая, столько времени прошло!.. Право, очень неблагоразумно забывать о таких крепких родственных связях между нами из-за столь пустяшного повода как маленькая размолвка между мной и твоей погибшей матерью. О такой потере я до сих пор сокрушаюсь и не могу себе простить, что вовремя не попросила у нее прощения за непристойное поведение семьи Яманако и дальнейшую нашу излишнюю горделивость! Ведает один только Бог, как сильно я опечалилась, узнав, что мир лишился такой талантливой балерины, как твоя мать!
Надеюсь на твое милосердие, моя дорогая, и очень жажду увидеть тебя у нас уже через неделю, ведь именно в это время состоится помолвка моего племянника Саске с дочерью одной очень знатной дамы, впрочем, хорошо тебе известной.
Будь благоразумна, моя милая Ино, и прими мои искренние сожаления!
Кстати, также мне нужно будет переговорить с тобой по очень важному делу, касающемуся твое погибшей матери, но не бойся, ничего сверхъестественного, простая формальность.
Что ж, дорогая моя, до скорого, я надеюсь, свидания!
С любовью и глубокой преданностью к вашей семье
Аи Яманако».
Письмо перечитывать не было нужды, и я поспешно спрятала его в предназначенную для этого деревянную шкатулку, которую я хранила в прикроватной тумбочке на нижней полке. Более чем прямо тетя Аи предлагала позабыть давнюю обиду и возобновить прежние крепки родственные узы; о причине ссоры я знала смутно: как-то мама по неосторожности обронила во время разговора со своей подругой о том, что одна из Яманако – тетя Минако – оскорбила ее и не пожелала извиниться. Но в детали мама никогда не вдавалась, и история оставалась мутной, как воды Мичигана, поэтому я не утруждала себя догадками и просто вместе с ней перерезала все контакты.
Однако, имела ли я право сердиться на тетю Аи, даже не догадываясь, в чем она провинилась? Хотя вынуждена признать, компания ее меня тяготила, как тяготит любого вынужденное общение с неприятным ему родственником.
Отец давно покинул Чикаго и жил с новой женой в Нью-Йорке, даже больше – в сердце Манхэттена, поэтому спрашивать разрешения навестить тетю не требовалось, и ответственность ложилась полностью на мои плечи. Нужно было написать тете ответное письмо с согласием или отказом присутствовать на свадьбе Саске, а настроением расточать милости, пусть даже в письменной форме, я не располагала, тем более, через четверть часа я должна была уже стоять у порога родной школы искусств, в которую меня приняли без всяких возражений, услышав только имя моей матери.
Когда автомобиль Сая, до неприличия прекрасный «Астон Мартин», остановился у моего подъезда, я уже закрывала на три замка массивную железную дверь с огромными позолоченными цифрами «138» — номера квартиры, которую я до недавнего времени делила с матерью.
Сай не успел даже набрать мой номер, как я выскочила из подъезда, мило ему улыбнулась и под внимательные взгляды давней соперницы за его сердце Нины легко села в салон автомобиля. Нет, я не злорадствовала, просто что-то помимо моей воли победоносно смотрело на бедняжку сверху вниз и уничтожительно скалилось: смотри, он со мной.
Приветственного поцелуя не было – не было и привычных расспросов о самочувствии и планах на ближайший вечер. Через три дня мы условились встретиться у парадного входа в Оперный театр, в котором открывался осенний сезон, среди приглашенных звезд мирового балета была и его сестра – подающая огромные надежды Лиза Айно, и сомнений в том, что Сай пропустит премьеру знаменитого Лебединого озера быть не могло, ну а мне как его девушке предстояло сопровождать его во все время выступления Лизы. Могла ли я рассчитывать на спасение субботнего вечера? Увы. Звание избранницы столь известного в широких кругах молодого и талантливого журналиста возлагало на мои плечи огромное количество обязанностей: от безупречного поведения до безупречной прически.
Была ли я готова перечеркивать требованиями высшего света и интеллигенции свое будущее? Отнюдь. Увольте, это настолько скучно, что не оправдывается даже завидным положением семьи Айно. Однако, если верить источникам, которым я привыкла доверять, у него на мой счет были очень серьезные намерения. Еще бы! – за два года, что мы встречаемся, я не дала ни одного повода для недовольства с его стороны или со стороны его семьи, к слову, весьма чопорной и чересчур правильной.
— Вынуждена сообщить, что мне придется покинуть тебя на следующей неделе, — не отрываясь от созерцания окутанного сизыми сумерками города, стремительно проносящегося мимо нас, я доложила о своих планах на ближайшее будущее, — у тетушки Аи женится племянник, мой кузен Саске, и мне нужно быть на церемонии. Я сегодня получила от нее письмо.
При этом я не смогла скрыть от Сая недовольство от предстоящей поездки. Подумав, будто эти чувства вызваны будущей разлукой с ним, он чуть заметно улыбнулся:
— Это та сумасшедшая тетушка, которая временами гуляет по ночам по пустым комнатам своего дома? Не понимаю, почему ты считаешь себя обязанной быть там.
— Она и Макото, мама Саске, родные сестры моему отцу. К тому же, очень скоро школа закроется на карантин, и я не знаю, чем занять следующие две недели.
— Ино, — я насторожилась: он очень редко обращался ко мне настолько холодно и серьезно, — я бы хотел поговорить о нашем будущем. Надеюсь, ты не удивлена этим.
— Какое будущее, Сай, — добродушно воскликнула я, заметив, как чиркнула по безупречно-красивому лицу незаметная улыбка: слегка надменная, свойственная исключительно семейству Айно. – Нам всего по восемнадцать. Что ты скажешь, когда мне стукнет тридцать!
— Обещаю не злорадствовать, — отшутился парень, но настроен он был слишком серьезно, чтобы закончить разговор на такой неопределенной ноте: — мои родители поддержали мое желание взять тебя в жены в ближайшие полгода.
Еще бы, мысленно усмехнулась я, трудно представить партию лучше меня – дочери знаменитой балерины и всемирно известного дизайнера – директора модного дома «Кельвин Кляйн», и сама я, не лишенная талантов скрипачки, достойно берегла честь своей семьи. Однако, по моим расчетам, предложение от Сая должно было прозвучать на полгода позже, ближе к весне. Какого же было мое удивление, когда он изъявил желание видеть меня в качестве члена семьи Айно уже сейчас – на пороге выпускного класса самой известной в США школы искусств, открывающей нам двери в великое будущее.
— Полагаю, твоя мама сильно сопротивлялась твоему решению.
— Так ты согласна? – проигнорировав мою попытку направить разговор в иное русло, прямо спросил Сай, лишая меня всякой возможности острить и юлить. Что за человек!
— Разве могут быть сомнения?
***
«Дорогая тетушка Аи!
Спешу поздравить Вас с таким счастьем как женитьба горячо любимого мною кузена Саске, и выразить огромную благодарность за приглашение. Конечно же, между нами не может быть никаких разногласий, и я уверена, что моя мать горько сожалела о том, что не смогла наладить с вами отношения.
С величайшим удовольствием посещу вас на следующей неделе.
К огромному сожалению, я не смогла отгадать личности таинственной дочери знакомой мне дамы, покорившей сердце кузена Саске. Надеюсь приятно удивиться знакомству с ней.
С любовью и уважением, Ино».
Курьер учтиво поклонился, принимая письмо и чаевые.
За окном пылала всеми красками осень, и я не могла лишить себя удовольствия наблюдать за медленным закатом, начинающимся розовыми дымками у самой кромки горизонта и постепенно охватывающим ярким пожаром все холодное небо.
Разве было что-то прекрасней сонного города с алым куполом над головой? Могло ли быть зрелище величественней отражающегося персикового света от облаченных в зеркала небоскребов?
С момента признания Сая в серьезных намерениях насчет меня прошло уже три дня – именно сегодня состоится открытие сезона в Оперном театре, где будет выступать Лиза. И хотя за это время мы с ним так ни разу и не увиделись и не созвонились, ровно в восемь часов он должен был встречать меня у величественных орнаментированных дверей храма искусств, куда грозилось явиться в этот вечер все высшее общество города. Страшно подумать, сколько будет презрительных и высокомерных взглядов, уколов ревности, уничтожительных улыбок…
Именно это вынуждало по нескольку часов стоять около зеркала и выискивать в своем образе прорехи, чтобы их не выискали потом, прилюдно. На этот раз выбранный Мартой наряд пришелся мне по вкусу: классическое черно-белое сочетание, маленькое французское платье чуть выше колен, без дополнительных кружев и рюш, только благородство шелка, отливающего жемчугом при свете. В качестве украшения – ожерелье из черного жемчуга, подаренное Саем на прошлое Рождество. Волосы пришлось уложить в скромный пучок, освободив две пряди, и моя любимая часть – маленькие туфли на невысоком каблуке.
Есть ли город прекрасней нашего в яркой мишуре заката? И хватит ли слов, чтобы описать красоту затухающего дня с высоты пятнадцатого этажа? Как алое солнце прижимается к кромке горизонта, тонет и теряется среди высоких домов, отражающих зеркальной поверхностью малиновый свет, как купол неба постепенно холодеет, остывает, и только розовая дымка облаков, почти незаметных, напоминает о прекрасной смерти дня.
Часы отсчитали половину восьмого.
Через открытое окно пробивался шум оживившегося бульвара: смех, разговоры, ссоры. Такси уже ждало меня у подъезда.
Как и предполагалось, Сай ждал меня у высоких четырёхметровых дверей Оперного театра, расписанных знаменитым в наше время художником-реставратором Коллином Иствудом. Огромные фигуры богов у входа, высокие, величественные, как само воплощение искусства, миллионы светлых окон на лике овального здания, широкая лестница до дверей и невообразимой красоты отцветающий парк, пересыщенный за лето солнечным светом и теперь устало роняющий одно за другим пожухлые листья на подернутую желтизной траву. Темнеющее с востока небо опасно низко висело над крышей театра и нашими головами, сквозь дымчатые облака проглядывала бледно-желтая луна.
Сай встретил меня теплой улыбкой и просьбами ничего не говорить его родителям о сделанном предложении, в руках он держал огромный букет нежно-кремовых роз с вплетенными веточками жасмина для Лизы. Одет он был в черный бархатный костюм от Армани. Минутная стрелка его Ролекса уткнулась в отметку «без десяти восемь», дрогнула за ней и часовая.
Родители Сая, как и ожидалось, ждали нас в огромном холле с зеркальным потолком и множеством маленьких белых диванчиков для отдыха у стен. Его мама, Алиса Айно, некогда славилась восхитительной, завораживающей красотой, отцветы которой она пыталась сохранить на протяжении последних десяти лет. Прекрасная, как иссохшая роза в стеклянном футляре, она встретила меня самой приветливой из всех имеющихся у нее в арсенале улыбок и даже сделала комплимент моему платью, поздравила меня с успехами в школе и посоветовала больше спать, чтобы восстановить цвет лица. Алиса в свое время соперничала с моей мамой за право называться лучшей: в школе, на сцене и в жизни, и, потеряв достойного оппонента, она, подобно самым настоящим самодурам, сама себе подарила корону, трон и слишком высокий для себя титул живой легенды.
Насколько мне известно, в юности она увлекалась наркотиками и выходила на сцену под навесом сладкого дурмана – так она снимала стресс и жуткое волнение, ворочавшееся колючим ежиком в животе.
Отец Сая, мистер Айно, как и бесчисленное количество лет назад управлял фармацевтической компанией, занимающейся разработкой лекарств от ожирения/старения/депрессии. К огромному счастью всего семейства Айно, покупатели не видели разницы между одинаковыми таблетками в разных упаковках и дозах.
Мистер Айно искренне обрадовался, увидев меня, даже обнял и пригласил на День Благодарения в их коттедж на небольшой званый вечер в честь праздника.
— Ох, — вдруг встревожилась миссис Айно, — наверное, уже пора занимать места. Не хочу пропустить ни секунды представления! Уверена, Лиза будет сегодня блистать!
— Конечно, — подхватила я, направляясь к широкой лестнице, ведущей на второй этаж – ко второму ярусу, где располагались места для родственников артистов или просто богатых людей, — ведь у нее такая талантливая мама!
Алиса одобрительно улыбнулась и приняла руку мужа. К моему огромному счастью, Сай не последовал примеру отца и продолжал восхвалять таланты еще не выступившей сестры, мне оставалось только безучастно поддакивать и делать вид, будто разглядываю туфли только из-за собственной глупости.
Не было секретом, что семейство Айно не считало меня достойной своего единственного наследника и будущего управителя всей корпорации «In your hands», но разве могла я показывать собственную неприязнь к их высокомерию, когда до алтаря под руку с Саем меня отделяли чуть меньше, чем шестьдесят дней? У него всегда было много поклонниц, и не только в толстом кошельке и блестящем Астон Мартине было дело – Сай был красивым, будто сделанная на заказ статуя античного бога. Все идеально, правильно до тошноты. Даже я замечала собственное несовершенство рядом с ним.
— Я так рад, что сегодня ты будешь рядом с нами, — добавил он, когда мы уже заняли свои места и замерли в ожидании.
Основной свет ровно ложился на весь зал, на все ярусы из огромной хрустальной люстры в виде цветка лотоса. Цветка, грозившегося разнести вдребезги все, случайно или нет, не удержи его крепление.
— Не представляешь, как рада я.
Когда зал погрузился в долгожданную темноту, все затихли будто по команде режиссера. Мощные прожекторы пронзили огромными лучами большую и высокую сцену, на которой начало оживать действие…
Лиза то и дело восклицала, какой гений постановщик, как жестоко, но справедливо над ними измывался режиссер, как прекрасно играл оркестр, и как щедра на аплодисменты оказалась очень довольная публика. Подаренный Саем букет нежно-кремовых роз вместе с остальными оставила в гримерке, потому что унести все она бы точно не смогла. Алиса крепко держала в руках руку дочери, отец семейства свысока поглядывал на выходящих из зала и всем видом показывал гордость за талантливую дочурку, покорившую весь город и полмира.
Сама Лиза, высокая и очень худая шатенка с выразительными вечно влажными зелеными глазами, обращалась только к своему жениху — Ксандру. Молодой человек смотрел на нее безгранично-преданно и восторженно, будто перед ним стояла сошедшая с небес Мадонна. Сай о чем-то рассказывал отцу, а я повторяла: никаких ошибок.
— Уверена, дорогая, сегодня ты заслуженно стала жемчужиной в короне нашего театра.
Она улыбнулась столь явной лести и без проблем проглотила ее, даже не морщась. Верно, слишком высоко ценила свой талант, чтобы допустить мысль о вранье. В ее годы моя мама действительно успела покорить полмира.
— Ох, я так устала, — она опустила глаза и, высвободив руку из маминых ладоней, коснулась жениха кончиками пальцев, почти нежно, — мне бы хотелось отдохнуть.
Алиса поддержала мысль дочери о том, что уже поздно и пора по домам, потом обернулась ко мне и предложила прийти завтра к ним на ужин в честь возвращения Лизы с гастролей и ее помолвки.
— К сожалению, — извинилась я, отмечая, как огорчилась она, — но завтра мне нужно будет навестить тетю Амели. Мой кузен женится, и мне необходимо присутствовать.
Поблагодарив за приглашение, я уверила ее, что большей потери мне не удавалось претерпевать.
Уже в машине Сай предложил мне навестить их по приезду домой от тетушки. Мы почти не разговаривали, и короткие пятнадцать минут езды превратились в целую бесконечность чего-то недосказанного, что вертелось на языке, но никак не решалось слетать с губ. Он то и дело поворачивал голову и снова отворачивался, бледный, в нерешительности кусая внутреннюю сторону щеки. В тревожную тишину тихо капал напевный голос Тони Брэкстон из плеера; Сай терялся в сомнениях, я это видела.
— Так как насчет навестить нас? – напомнил он, когда уже потерял надежду услышать мой ответ.
— О, — пришлось отвлечься от тоскливой мысли о семидневной поездке к тетке, которую я почти не знала, — да, было бы неплохо. Лиза будет с вами?
— Да, — при имени сестры он расслабился и даже позволил себе сдержанно улыбаться, — я так надеюсь, что вы сдружитесь.
Тесным общением с еще одним из семейства Айно моя нервная система не выдержит. Еще ни разу за свои восемнадцать полных различных знакомств лет я не встречала никого заносчивей этих людей. Несмотря на то, что с самого детства путешествуя с мамой по континенту и знакомясь с мировыми звездами балета и оперы, я никогда не видела, чтобы эти знаменитые люди задирали нос выше статуи Свободы.
— Я тоже надеюсь подружиться с ней. Она кажется такой… милой.
Сай остановил машину у обочины и серьезно посмотрел на меня, ожидая чего-то. Может быть, ответа на непрозвучавший вопрос. С минуту мы молчали, будто назло друг другу, и к концу двенадцатого часа он подался вперед, нашарил в бардачке маленькую бархатную коробочку нежно-голубого цвета и глубоко вздохнул.
Это означало только одно: «Здравствуйте, миссис Айно, вы чудесно сегодня выглядите. Позвольте мне ради вашего удовольствия расшибиться в лепешку.
О, молодая миссис Айно желает полмагазина? Зачем мелочиться, берите весь!
Боже, Ино, дорогая, ты сегодня не соответствуешь нашей семье. Пожалуй, ты останешься без ужина и десерта на ближайшую неделю».
Примерно такое неопределенное место, в котором нельзя было даже сразу понять – в ад или рай ты попал.
— Дорогая, — он взял меня за руку и поцеловал ее, — я официально прошу тебя стать моей женой. Согласна ли ты принять мое предложение?
Проблема женщин в том, что последнее слово все равно за мужчинами, несмотря на безграничную власть над ними. Во всем моем поведении, казалось бы идеальном, все же оказались прорехи, за которые зацепился Сай. Неужели я так похожа на человека, мечтающего стать миссис Айно?
Мое глупое молчание было расценено за соглашение, и изящное колечко из белого золота в обрамлении россыпи маленьких кристальных бриллиантов легко скользнуло по безымянному пальцу, оставив холодный след на чуть влажной коже. Драгоценные камни выхватывали свет и дробили его, разбрасывая по всему салону.
На самом деле мысленно я уже прощалась с привычной мне жизнью и мерила шкуру одной из Айно, прославленными на весь континент выдающимися дарованиями и выдающимся высокомерием. Для меня никогда не было секретом, что я рассматривалась в качестве еще одной в коллекции талантов, собираемой Алисой. Если бы она знала кого-то голубых кровей с грандиозным будущим на поприще искусства, без сомнений, предложение руки и сердца Сай делал бы этому человеку.
Весь остальной путь прошел в восторженном молчании, наполненном звенящего счастья – кристально чистого, как хрусталь. Сай не отрывался от дороги и прокручивал в голове признание родителям о своем решении жениться. Я же была уверена, что не дозвонюсь до отца, и о моей свадьбе он узнает не раньше, чем через полгода после венчания. Меня интересовало одно: как бы отреагировала мама, узнай о моем поступке. Одобрила ли? Я не уверена, что она вышла замуж за отца по любви, но поддержала бы она меня? Мне нужно было поговорить с человеком, знающим мою мать как самого себя, но с этим человеком нас разъединяли океан и совершенно разные взгляды на жизнь.
Человек, которому мама посвятила всю себя и кому отдала частичку своего сердца, талантливый художник из Франции, категорически отказывался дотрагиваться до жизни, которую мама вела на публике. Он любил ее настоящую – вне сцены балета, без грима и макияжа, простую женщину с именем Серена.
Не могла же я сорваться во Францию, к совершенно незнакомому человеку, чтобы спросить о том, что думала мама насчет браков по расчету, несмотря на то, что в свое время она сама стала женой подающего огромные надежды молодого дизайнера, впрочем, нисколько ею не любимого?
Дом выглянул за поворотом острым углом и ярким плакатом на боку. Сай осторожно заехал на оживленный двор, и рассевшаяся по скамейкам и качелям молодежь на секунду зажмурилась от яркого света фар автомобиля; так уж получилось, что фонарей здесь не было, и обычно с приходом ночи почти вся улица засыпала в абсолютной темноте. Радовал светом только рядом пролегающий проспект, чудом избегающий многокилометровых пробок, заполняющих город с чудовищной скоростью опасного вируса.
Сай пообещал с утра встретить меня у подъезда и довезти до школы.
Утро выдалось холодным, несмотря на первые числа сентября. Лужи, покрытые изморосью, тоскливо кривили хмурое небо зеркально-гладкой поверхностью плоских животов, подернутый инеем асфальт матово блестел, жухлую траву припорошили прелые и успевшие за ночь перегнить листья. На полуголых деревьях пугливо пережидали холод куцые воробьи. Если бы не теплое пальто, целомудренно накинутое на плечи, ветер сорвал бы остатки теплоты, а не рассеявшаяся ночная прохлада гарантированно подкосила мое здоровье простудой.
Сай, как ему и полагалось, ждал меня около супермаркета, пальцами стуча по баранке руля, запонки на манжетах, будто маленькие алмазы, бросали озорных солнечных зайчиков на безликие дома. Сам он выглядел бледнее обычного и даже позволил себе незаметно зевнуть. Когда же его взгляд смог выхватить мою фигуру из общего утреннего городского фона, он приосанился и улыбнулся. По привычке я улыбнулась в ответ и села в автомобиль.
— Не выспался? – вопрос прозвучал грубей и резче, чем мне хотелось бы, но Сай, обычно чуткий к таким вещам, как тон и манера разговора, не обратил внимания. Наоборот, он даже тронулся моим вниманием.
— Лиза и ее жених просидели с нами до четырех утра, — сонно ответил парень, заводя машину.
«Астон Мартин» тихо шипел, проматывая километры дороги, плавно змеей входил в повороты и мягко тормозил, максимально сокращая тормозной путь; когда нужно – задорно сверкал фарами, когда нужно – злобно рвал острым бампером ветер. Подаренный в честь поступления в Гарвард автомобиль верно служил Саю уже третий год.
— Знаешь, мама несказанно обрадовалась, услышав о твоем согласии. Она сказала, что не сомневалась в тебе.
Миссис Айно заранее знала о предложении Сая и не ввинтила в меня две обоймы девятимиллиметровых? К своему удивлению, я оказалась гораздо подходящей для роли невесты их дома, чем могла предположить тетушка Амели, некогда шепнувшая маме по секрету о том, что рано или поздно я стану одной из Айно, если на горизонте не замаячит молодая родственница Королевы Британской.
— Ты удивлена? – чуть разочарованно спросил Сай, быстро перемещая взгляд с дороги на действительно пораженную меня. – Мама полюбила тебя с первой минуты знакомства и искренне желала видеть тебя в качестве моей жены. Просто она не любит показывать чувства тем, кто не является членом нашей семьи… официально.
— Значит, она была во мне не уверена?
— Не совсем, — улыбнулся парень, — она считала тебя слишком юной. Тебе ведь всего восемнадцать.
— Я тоже привязалась к ней за два года.
Здание школы резко выскочило из-за поворота и грозно чиркнуло по спокойному утреннему пейзажу броскими буквами на лицевой стороне «Школа искусств». Двор, как обычно, напоминал оживленную ярмарку от переполнявших его учеников. Быстрым потоком они шли с разных концов на крыльцо, а потом скрывались за толстыми кирпичными стенами здания. Сай остановился у ворот и тепло попрощался со мной, надеясь успеть после университета встретить меня и подвезти хотя бы до вокзала.
Как и ожидалось, Марта ждала меня в холле около главной лестницы, открывающей дорогу до этажей выше. На этот раз, вопреки ее желанию, мама-таки заставила ее надеть узкую юбку-карандаш черного цвета и белоснежную рубашку с шикарным воротником. Если бы не многолетнее знакомство, я бы подумала, что она пришла в школу в качестве нового преподавателя.
Холодные серебристые стены школы редко в каких кабинетах не были украшены грамотами и фотографиями учеников с концертов или выступлений. Так, весь коридор второго этажа был отдан наградам танцевального класса, а третий и четвертый – музыкантам. Наши с Мартой портреты с дебюта висели вместе – огромные, почти в человеческий рост, в изящных серебристых рамочках ручной работы. Как говорил преподаватель вокала, скрипка и пианино не должны играть раздельно.
Так и мы с Мартой никогда не расставались.
Несмотря на многолетнюю привязанность, сложно было найти хоть что-нибудь общее между нами: от внешности до взглядов на мир мы являли полную противоположность друг другу. Не по словам вспыльчивая Марта еще больше подчеркивала мое спокойствие и хладнокровие. Единственным связующим звеном между нами было социальное положение наших семей.
— Ты видела это?! – возмущенно указала на прикрывавшую узкие колени юбку Марта, постоянно поправляя ворот рубашки. – Я похожа на монашку времен Тюдоров. Не хватает только Библии в руках, и – та дам! – Марта уже само воплощение целомудрия.
Пестрая толпа учеников охотно пропускала нас к кабинету истории, и все время, пока мы поднимались до четвертого этажа, Марта Свивенс не прекращала жаловаться на деспотичность и крайнюю консервативность взглядов довольно пожилой матери, урожденной аристократки, чья родословная брала начало со времен Елизаветы Первой. Как настоящая английская леди она не могла смириться с небольшой развязностью дочери и всячески пыталась привить ей скромность в поведении. И все же в Марте проглядывались манеры аристократки от рождения: она позволяла себе опаздывать не дольше пятнадцати минут, во время важных разговоров сохраняла таинственную молчаливость и никогда не знакомилась с парнями в кафе или барах.
— Тебе идет, кстати. Ты выглядишь очень милой.
— Боже, — взмолилась Марта, возводя руки к потолку, — ну за что мне это?
Вся школа была заставлена банками с краской, валиками, шпателями и большими ведрами с грунтовкой: прошлый семестр пришлось растянуть до июля в связи с большим количеством экзаменов, и ремонт доделать за два месяца рабочие не смогли. И несмотря на то, что первое сентября мы проводили в прошлое две недели назад, половина кабинетов осталась неотремонтированной, и поэтому руководством было принято решение закрыть учреждение на карантин. Ученикам была гарантирована неприкосновенность рождественских каникул из-за внезапного двухнедельного отгула.
Марта неожиданные каникулы намеревалась провести дома, в компании горячего чая и трех сезонов недосмотренного ею Доктора Хауса – все лето она загорала под жарким испанским солнцем и истосковалась по мягкому приветливому дивану, всегда радостно встречающему ее после утомительного учебного дня или бессонной, полной смеха ночи. Она планировала взять меня в качестве собеседника, клялась, что Хаус покорит меня с первой серии, и дико расстроилась, когда узнала, что первые семь дней я намеревалась гостевать у тети.
— Да ты же ее терпеть не можешь! – не теряла надежды подруга, беря в доводы все, что имело малейший здравый смысл. – Думаю, она не сильно обидится, если ты не поедешь.
— Поверь, она обидится.
— Я уверена, что она мечтает заманить тебя к себе, чтобы отомстить за ссору с твоей мамой!
— Дорогая, у тебя фобия.
— Я не видела тебя все лето! Мне срочно нужно восполнить дефицит тебя.
— Вот это подмечено вполне справедливо, — отвела я, открывая дверь кабинета, в котором ненадолго устроился преподаватель мировой истории и политики.
Он уже сидел за учительским столом и торопливо заполнял журнал за сегодняшнее число. Мы ненадолго отвлекли его от работы, но уже через пару секунд он снова склонился над документом, пока староста группы, вцепившись внимательным взглядом на дверь, считала опоздавших и тех, кто так и не соизволил переступить порог кабинета.
К нашему с Мартой удивлению, было уже пять минут девятого.
***
Погода не исправилась даже к полудню: небо повисло еще ниже, облака, наслоившись друг на друга, вообще заслонили собою солнце, угрюмый город лениво вышагивал каждый час и с нетерпением ждал момента, когда сможет отдохнуть. Высокие деревья тяжело прогибались под сильным ветром и печально роняли на сырую землю слабые листья, едва ли тронутые желтизной.
Лето умерло прежде, чем города коснулась осень. В воздухе повисла неопределенная пустота: не холод и не тепло, не солнце и не дождь. Что-то бесцветное, унылое, будто неизбежная серость.
Вокзал, вопреки ожиданиям, оказался огромной площадкой с расставленными по стоянкам автобусами, на широких лобовых стеклах которых красовались маршруты. Сай, заранее купивший мне билет, просто смотрел перед собой – через внезапно сгустившийся туман. Он не одобрил мое решение ехать вопреки надвигающемуся дождю, из-за которого, несомненно, по дороге возникнут проблемы.
Он уже предложил самому довезти меня до тети, но я довольно ясно дала понять, что волноваться поводов нет, весь путь займет не более двух часов, и что дома его ждет сестра, которой предстояло переехать в квартиру к жениху в связи с их венчанием. После долгих уговоров Сай решил дождаться со мной автобуса, лично посадить меня на место и проконтролировать, чтобы я пристегнула ремень безопасности, который старательно игнорировала в его автомобиле.
Автобус – большая темно-синяя машина с белыми полосами на боковой части – подъехала ровно в назначенное время и с охотой проглотила столпившихся пассажиров. Попрощались мы коротко – он обещал встретить меня через неделю и пожелал удачной дороги.
***
На вокзале уже у места прибытия меня встретил высокий мужчина в темном костюме шофера, позади него чернела «Ауди Q7» позапрошлого года. Он учтиво поздоровался, подхватил легкую дорожную сумку и положил ее на заднее сиденье.
Погода здесь ничем не отличалась от погоды в городе, только на асфальте блестели молодые лужи после утреннего дождя. Сильный ветер к моменту моего приезда успел разогнать толстые тучи и освободить от их оков чистое высокое небо и яркое пока еще теплое солнце. Под ногами шипела вода, над головой недовольно висело солнце, больше похожее на холодную монету. Всю дорогу шофер чрез зеркало заднего вида разглядывал дочь знаменитой балерины и племянницу не менее известной певицы Аи.
Когда мы оказались у ворот шестиэтажного коттеджа, построенного в стиле английских дворцов девятнадцатого века по замыслу молодого дизайнера Уолли Бернера, шофер коротко бросил через плечо: «Приехали».
Здание, вырванное из позапрошлой эпохи, горделиво высилось над остальной частью огромного земельного участка, отданного под сады и милые деревянные беседки. За домом, в большой атрии, скрывались бассейн, три гаража и небольшая теннисная площадка.
Из-за плохой погоды пустой сад невольно навевал воспоминания о старом парке, давно заброшенном горожанами, но горячо любимом Мартой, случайно нашедшей это чудо и логово уединения. В сухих фонтанах, очищенных от загрязнившейся за лето воды, лежали кучи сорванной листвы, земля, в опустелых беседках поселилась одинокая осень.
Шофер открыл ворота и впустил меня внутрь, сам обогнал меня и унес чемодан с вещами в дом. Как и ожидалось, встречать меня никто не собирался.
Коттедж я совсем не помнила, поэтому все для меня было внове, неприветливая дверь распахнулась, и на пороге возникла служанка в черно-белой униформе, поклонилась и жестом пригласила меня в дом.
В просторной гостиной кроме тети и незнакомой мне женщины никого не было, она сидела напротив камина и вместе с консультантом листала каталог, выбирая цветы для свадебного букета и украшения праздничного зала. Увидев меня, она улыбнулась и бросилась меня обнимать.
— Дорогая, как я рада тебя видеть! Господи, неужели тебя никто не встретил? Не представляешь, как обрадуется твоему приезду Саске! – впрочем, она очень быстро опускала в разговоре ту часть, которая была ей не интересна. Она могла спросить, но ответа не требовать, даже наоборот – она спрашивала, чтобы вы молчали в угоду ей.
— О да, он в особенности будет рад мне.
Она присела на прежнее место и попросила присесть рядом с ней.
— Мы выбираем цветы для букета невесты, не хочешь нам помочь советом? Сколько помню, твоя мама просто обожала цветы и держала большую теплицу, за которой ухаживала сама.
— Что предпочитает сама невеста?
— О, — чуть раздраженно воскликнула тетя, — она любит ромашки. Но какие ромашки на свадьбе с таким, как Саске? В итоге, я решила взять этот вопрос на себя и теперь мучаюсь.
— Предлагаю белые касабланки, думаю, от роз стоит воздержаться. Можно также использовать неприметные ландыши, которые только оттенят красоту лилий.
Тетя просияла:
— Отличный вариант, дорогая. А как насчет алтаря?
— Можно использовать очень красивые и приятно пахнущие жасмины или каллы. Прекрасные цветы.
— Моя дорогая, это просто великолепная идея. Думаю, этот вариант наиболее приемлем для нас, — обратилась она к ответственной за украшение главного зала, — кстати, — повернулась она ко мне, — Миранда тебе не показала твою комнату?
Я отрицательно качнула головой, и тетя недовольно цокнула языком:
— Ох уж эта прислуга. Можешь подняться на третий этаж, она встретит тебя у дверей твоей спальни. Надеюсь, она тебе понравится.
Широкая прямая лестница вела наверх, где по обыкновению располагались комнаты для гостей, спрятанные от посторонних бильярдные кабинеты, библиотека и большая коллекция дорогих картин, собираемая дядей. Третий этаж полностью был отдан под спальни, вдоль длинного коридора, уходившего в далекую бесконечность, тянулись двери и между ними – небольшие столики с маленькими статуэтками. Темно-зеленые стены в узкую черную полоску упирались в черную точку, куда не добирался свет от настенных бра.
Миранды около двери моей комнаты не было, зато у одного из столика с вазой с георгинами, прислонившись к нему стоял Саске Учиха собственной персоной. И ждал он, видимо, именно меня.
— Какие люди, — саркастично протянул племянник, криво улыбаясь, — Джон Жуан в юбке пожаловал к нам.
— И тебе доброго утра, Саске, — в тон ему ответила я, подходя ближе на шаг.
Его цепкий взгляд скользнул по мне и задержался на крупном прозрачном бриллианте кольца.
— Вижу, ты помолвилась. Кто этот несчастный, не знающий твоего бурного прошлого?
Пришлось сдержанно улыбнуться, показывая полное безразличие: Саске, конечно, очень старается задеть, но я слишком хорошо знаю его грехи и ошибки, чтобы принимать во внимание его слова. Я могла бы даже упомянуть о Карин и их не рождённом ребенке, но предпочла обойти проблему стороной:
— Впрочем, как и ты. Тетя что-то говорила про знаменитую мать твоей невесты, но я так и не смогла распознать ее личность. Не подскажешь? Может, она актриса? Или певица? Или, как моя мама, балерина?..
Саске мрачно усмехнулся, щуря раскосые глаза, и спрятал руки в разрезах карманов черных брюк. Еще с самого детства его приучили носить исключительно костюмы, как меня – платья.
— Ты же знаешь тетю, — ответил парень, — для нее простой кашель признак туберкулеза. Не стоит верить ей на слово. На самом деле я здесь, чтобы проводить тебя в твою комнату.
Он кивнул в сторону полуприкрытой двери, из проема которой пробивался тусклый свет.
— Не слишком хочу, чтобы тебе понравилось, но раз тетя настаивает – располагайся.
Он посторонился, пропуская меня внутрь, но у самого порога положил руки мне на плечи и чуть притянул к себе: с такого расстояния я смогла уловить легкий аромат его парфюма, что-то вроде дерзкого «Феррари». Шею обожгло от холодного шепота:
— Веди себя хорошо. Не заставляй меня злиться.
Я раздраженно смахнула его руки и получила резкий, злой смех прямо в затылок – с этим ублюдком придется еще воевать.
***
На этот же день была назначена встреча с невестой Саске и ее родителями, и именно поэтому Учиха бросал раздраженные взгляды на парадную дверь, через которую предстояло пройти его будущей супруге – за ней очень внимательно буду следить я, главная головная боль младшего наследника клана. К своему удивлению, я уже чувствовала ее запах, слышала ее смех, даже разговаривала с ней в собственной голове.
Тетя Аи бодро распоряжалась прислугой, указывая что и куда ставить: вазы с цветами на журнальный столик около диванчика, полные хрустальные конфетницы рядом с чашками для чая, шампанское – в маленькое ведерко со льдом. Слуги толпились, мешали друг другу, недовольно перешептывались, и все же старательно выполняли капризы хозяйки. Молодая горничная поправляла тяжелые драпированные шторы.
Комната, которую мне предложили на время моего пребывания, располагалась на третьем этаже, прямо над библиотекой. Как сказала тетя, в ней когда-то жила моя мама, когда только вышла замуж за отца. Роскошью обстановки она не отличалась, но полностью удовлетворяла моим потребностям: большие окна выходили на крытый задний двор, за которым начинался густой и мрачный лес, вдали, у самой кромки горизонта чернели извилистые контуры высоких холмов. Нежно-лиловые обои украшала россыпь стеклянной крошки. Ровно половину комнаты занимала большая двуспальная кровать, у стены напротив красовался шикарный будуар. Две двери вели в гардеробную в маленькую ванную комнату с душевой кабинкой и аккуратной раковиной.
Дверь из матового стекла легко скользнула в паз, открывая хранилище некогда принадлежавших моей маме нарядов, и здесь было все: от пышных бальных платьев до узких обтягивающих брюк. На прикроватной тумбочке покоилась ее фотография с отцом на отдыхе в Швейцарии. Может ли человек чувствовать что-то, трогая стены, хранившие в памяти прикосновения родного человека? Я чувствовала, как через пальцы мне передается та безграничная нежность, которой моя мать была преисполнена. Я была обязана сохранить ее честь в доме, в котором ее недолюбливали все – от тети Аи до Саске.
В честь знакомства с Сакурой я предпочла надеть фиолетовое коктейльное платье до колен с невысоким вырезом на боку, туфли – жемчужные, волосы уложила в привычную мне прическу, подняв высоко хвост и отпустив две пряди.
В коридоре меня поймала Миранда и попросила от лица тети Аи заглянуть к ней в комнату, находившуюся в самом конце третьего этажа. Дверь была приоткрыта специально для меня.
Застала я ее сидящей на стуле и державшей в руке небольшую кастрюлю с бесцветной тошнотворно пахнущей жидкостью. Это был формалин. И моя тетя дышала его парами. Довольно странный способ сохранить красоту, но на что только не пойдут выцветающие женщины ради нее?
Тетя отложила кастрюлю и жестом пригласила меня присесть рядом с собой, я послушно села на кровать.
— Наверное, тебе непривычно видеть меня в таком виде, — усмехнулась она, показывая на не до конца сложенные в прическу волосы, прядями лежавшие на ее плечах и спине.
— Я догадывалась, что вы, как и все, тоже укладываете волосы каждый день, отводя на это по меньшей мере полтора часа, — ответила я, добродушно улыбаясь.
— Вообще-то я пригласила тебя по очень важному вопросу. Это касается Саске и его будущей жены – Сакуры, — я вскинула брови и внимательно посмотрела на тетю. Так-так, что же такое замыслила эта сумасшедшая женщина? – Дело в том, что мне очень нужна твоя помощь.
— Конечно, тетя, можете просить меня о чем угодно.
— Мне нужно, чтобы ты расстроила свадьбу Саске и Сакуры.
— …но зачем? По-моему Саске с ней счастлив.
Удивлению моему не было предела – с чего бы тете мешать счастью обожаемого племянника? На получение заветного ответа придется дать обещание ей помочь, но разве игра не стоит свеч? И есть ли способ лучше досадить любимому кузену? И можно ли найти веселее занятия, чем расстройство чьей-то любви? В этом определенно был и мой интерес.
— Он сам не понимает, что творит, глупый мальчишка! – в сердцах воскликнула женщина, и в глазах ее, подобно уничтожающему огню, вспыхнули гнев и отчаяние. – Он делает это нам назло – приводит в дом безродную и совсем невоспитанную девку с улицы!
Злобу она вымещала на несчастном носовом платке, который сминала пальцами, сжимала в ладонях и, в конце концов, порвала. Слова рвались из нее, будто почуявшие свободу дикие птицы – о да, она нашла того, кто ее поймет!
— Он познакомился с ней в ночном клубе! Что может знать девушка, гуляющая по ночным клубам и знакомящаяся там с парнями?! Я знаю, что почти бессильна в этой ситуации, и это ужасно меня расстраивает, но я ведь могу рассчитывать на твою помощь?
Единственной причиной, по которой тетя возненавидела Сакуру Харуно – это ее происхождение. Бедная девочка, если бы она знала, какой гнев на себя навлечет, постаралась бы родиться в другой семье, более интеллигентной.
— Если ваше счастье напрямую зависит от этого, — я доверчиво положила руку ей на колено и чуть сжала его, понимающе улыбаясь, — я не могу вам отказать, дорогая тетя.
Она, позабыв все свои принципы, бросилась меня обнимать.
— Ты не представляешь, какую услугу делаешь мне и глупому Саске, решившему идти на поводу собственной гордыне!
Да нет, тетя, это вы не представляете, какую услугу сделали мне, подарив возможность насолить младшему наследнику клана Учиха.
— Мне нужно больше узнать о Сакуре, — как только она успокоилась и присела на прежнее место, беря в руки зеркало и пудреницу, я попросила пересказать мне все, что произошло.
***
Как и предполагалось, гости уже ждали нас в гостиной, уютно утроившись в мягких нежно-бежевых креслах. Саске сидел рядом с Сакурой, невнимательно слушая рассказы ее матери о непогоде, настигшей их по пути. Верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, обнажая белую шею и небольшой треугольник крепкой груди, и это еще больше смущало и так уже розовую от волнения Харуно. Завидев нас на лестнице, медленно спускающихся и добродушно улыбающихся, Учиха притянул невесту к себе, по-хозяйски обняв ее за талию. Мать Харуно просияла, а сама Сакура сникла, разгадав причину его внезапной нежности.
— Боже, нам так жаль, что мы не успели вас поприветствовать! – воскликнула тетя, тепло улыбаясь гостям. Мама Сакуры бросилась к ней на шею, сама Харуно смущенно пролепетала слова приветствия нам обеим.
Если в двух словах попытаться описать Харуно, то можно упомянуть миловидное личико и живые зеленые глаза, но не яркие, как весенняя листва, а матовые – будто цветное стекло. Волосы, варварски выкрашенные в розовый цвет, придавали ей вульгарной дешевизны, и если бы не скромное платье нежно-голубого цвета, ее можно было бы принять за уличную девку. Нежная кожа, цвета взбитых сливок, светилась изнутри и делала ее похожей на очень милого ребенка, внезапно очутившегося среди незнакомцев.
Я улыбнулась, отвечая на рукопожатие. Как только все расселись по местам: Сакура с Саске, трепетно держась за руки, на одном краю дивана, я – на другом, тетя Аи и мама Харуно, Маи на креслах, служанка суетливо разложила на столике чайный сервис, подала пирожные и разлила чай по чашкам.
Сакура почти не говорила, только тихо отвечала на вопросы матери и тети Аи, Саске хмуро следил за мной и своей невестой, которая еще сильнее смущалась под пристальным взглядом Учихи. Сдается мне, она совсем его не знает, раз принимает холодную расчетливость за внимание.
Когда в сторону Харуно полетела очередная колкость от тети, которую они не распознали и ошибочно приняли за любезную шутку, Саске резко встал с места – Сакура вздрогнула и испуганно посмотрела на меня, ожидая ответа. Я невозмутимо пожала плечами. Его ярость меня забавляла.
Он откашлялся и очень вежливо попросил меня помочь ему принести из его комнаты эскизы свадебного платья для Сакуры, которые разработал мой отец и по электронной почте выслал из Нью-Йорка.
Тетя встревожилась и замолчала, обрывая ответ на вопрос Маи.
— Саске, — осуждающе сказала Сакура, — ты ведь можешь и один их принести.
Видимо, девочка решила меня защитить от своего злого жениха.
— Ничего, Сакура, — улыбнулась я, — все в порядке.
— Да, — сухо поддержал Саске, — мне нужен ее совет насчет них. Никак не могу выбрать лучший, а Ино, как известно, большой знаток красоты.
Как только мы скрылись из вида, он схватил меня за руку и почти потащил на второй этаж, и если бы я не начала идти быстрее, синяков на запястьях было не избежать.
Уже в коридоре он прижал меня к стене, скрутив кисти.
— Что вы замыслили?
Жгучая боль, как при ожоге, опалила руки. Я тихо зашипела и оттолкнула его. У нас давно не было таких теплых встреч и страстных разговоров.
— У тебя галлюцинации. Мы ничего не замышляли.
— Если что-нибудь помешает моей свадьбе, платить будешь ты.
— Брось, — усмехнулась я, — детское упрямство не повод угрожать. И так понятно, что ты женишься назло своей семье. Что сказал Фугаку-сан? Неужели похвалил?
— Не твое дело, — ощетинился Учиха. – Я тебя предупредил. Попробуй только помешать мне.
Не дождавшись ответа, он ушел в свою комнату, через минуту вышел оттуда с тремя рисунками от моего отца. На всех трех были изображены размытые силуэты тощих моделей, а на них – эскизы свадебных платьев. Такой красоты я не ожидала даже от своего отца – возглавляющего модный дом Кельвин Клейн в США. Саске распечатал присланные по е-мейлу наброски.
Наугад я указала на рисунок посередине, остальные два он смял и выбросил в пустую вазу, и мы пошли вниз. Он скомкал единственное известие от отца за последний год, и мать моя умирала вдали от него, пока он покорял Манхеттен.
Наверное, Яманако Иноичи даже не догадывается о том, что жена его покоится на городском кладбище, очень далеко от родины.
Со смерти мамы прошло уже больше четырех месяцев, а я до сих пор видела ее затихающий взгляд, а потом – и похороны.
Встретил нас встревоженный взгляд тети и растерянная улыбка Сакуры. Быть может, она ожидала увидеть меня избитой или скатывающейся со второго этажа по парадной лестнице по кускам. Во всяком случае, мое довольное лицо ее сбило с толку.
Она даже понятия не имела, порог какой жизни переступала
Мама Сакуры, Маи Харуно, в прошлом была моделью, которую один раз даже выпустили на подиум во время недели моды в Нью-Йорке. И именно поэтому тетя написала, что я ее знаю – она работала с моим отцом. Остается надеяться, что у меня и у Сакуры нет общих братьев-сестер.
— А где будет проходить торжество? – спросила я, обращаясь именно к Харуно. Вмешивать Саске было лишним.
— В ресторане «Royal Park». Мы решили не приглашать много человек, — улыбнулась она, — только самых близких.
— О, так выходит я самая близкая? – вопрос был задан Учихе и должен был вызвать у него мигрень от далеких воспоминаний о совместно проведенном лете два года назад.
— Нет. Просто на любой свадьбе должна присутствовать безмозгла блондинка. Мы решили, что это будешь ты.
Все замерли. Рука Маи, державшая вилку с подцепленным кусочком пирожного, застыла в воздухе. Сакура виновато посмотрела на меня и слегка покраснела, тетя Аи недовольно цокнула языком, приказывая Саске замолчать. Забавней сцены в своей жизни мне видеть еще не приходилось. Даже порвавшееся платье оперной певицы в самом разгаре представления не вызвало большего конфуза, чем яростная выпадка Учихи.
— Саске, — хохотнула я, — ты многого обо мне не знаешь.
Автор: Lucie Snowe
Бета:
Жанр: повседневность
Категория: в основном, конечно, мой любимый джен.
Рейтинг: ПэЖэ – 13.
Персонажи: Ино, Саске, Сакура, Сай – в первой части.
Предупреждение: ООС – жуткий. Стерва Яманако и дура Харуно. Осы, авторский бред.
От автора: насмотрелась Сплетницы и начиталась Бальзака. Адская смесь.
читать дальше
When everything made to be broken
I just want you to know who I am…
Goo Goo Dolls
«Моя дорогая племянница Ино!
Пишу к тебе столь неожиданное письмо, вероятно, тревожа тебя и отвлекая от каждодневных забот, с одной лишь просьбой навестить нас в коттеджном поселке *** близ твоего родного Чикаго.
К огромному моему сожалению, в прошлый раз мы расстались при неблагоприятных условиях и, уверена, в обиде друг на друга, но, дорогая, столько времени прошло!.. Право, очень неблагоразумно забывать о таких крепких родственных связях между нами из-за столь пустяшного повода как маленькая размолвка между мной и твоей погибшей матерью. О такой потере я до сих пор сокрушаюсь и не могу себе простить, что вовремя не попросила у нее прощения за непристойное поведение семьи Яманако и дальнейшую нашу излишнюю горделивость! Ведает один только Бог, как сильно я опечалилась, узнав, что мир лишился такой талантливой балерины, как твоя мать!
Надеюсь на твое милосердие, моя дорогая, и очень жажду увидеть тебя у нас уже через неделю, ведь именно в это время состоится помолвка моего племянника Саске с дочерью одной очень знатной дамы, впрочем, хорошо тебе известной.
Будь благоразумна, моя милая Ино, и прими мои искренние сожаления!
Кстати, также мне нужно будет переговорить с тобой по очень важному делу, касающемуся твое погибшей матери, но не бойся, ничего сверхъестественного, простая формальность.
Что ж, дорогая моя, до скорого, я надеюсь, свидания!
С любовью и глубокой преданностью к вашей семье
Аи Яманако».
Письмо перечитывать не было нужды, и я поспешно спрятала его в предназначенную для этого деревянную шкатулку, которую я хранила в прикроватной тумбочке на нижней полке. Более чем прямо тетя Аи предлагала позабыть давнюю обиду и возобновить прежние крепки родственные узы; о причине ссоры я знала смутно: как-то мама по неосторожности обронила во время разговора со своей подругой о том, что одна из Яманако – тетя Минако – оскорбила ее и не пожелала извиниться. Но в детали мама никогда не вдавалась, и история оставалась мутной, как воды Мичигана, поэтому я не утруждала себя догадками и просто вместе с ней перерезала все контакты.
Однако, имела ли я право сердиться на тетю Аи, даже не догадываясь, в чем она провинилась? Хотя вынуждена признать, компания ее меня тяготила, как тяготит любого вынужденное общение с неприятным ему родственником.
Отец давно покинул Чикаго и жил с новой женой в Нью-Йорке, даже больше – в сердце Манхэттена, поэтому спрашивать разрешения навестить тетю не требовалось, и ответственность ложилась полностью на мои плечи. Нужно было написать тете ответное письмо с согласием или отказом присутствовать на свадьбе Саске, а настроением расточать милости, пусть даже в письменной форме, я не располагала, тем более, через четверть часа я должна была уже стоять у порога родной школы искусств, в которую меня приняли без всяких возражений, услышав только имя моей матери.
Когда автомобиль Сая, до неприличия прекрасный «Астон Мартин», остановился у моего подъезда, я уже закрывала на три замка массивную железную дверь с огромными позолоченными цифрами «138» — номера квартиры, которую я до недавнего времени делила с матерью.
Сай не успел даже набрать мой номер, как я выскочила из подъезда, мило ему улыбнулась и под внимательные взгляды давней соперницы за его сердце Нины легко села в салон автомобиля. Нет, я не злорадствовала, просто что-то помимо моей воли победоносно смотрело на бедняжку сверху вниз и уничтожительно скалилось: смотри, он со мной.
Приветственного поцелуя не было – не было и привычных расспросов о самочувствии и планах на ближайший вечер. Через три дня мы условились встретиться у парадного входа в Оперный театр, в котором открывался осенний сезон, среди приглашенных звезд мирового балета была и его сестра – подающая огромные надежды Лиза Айно, и сомнений в том, что Сай пропустит премьеру знаменитого Лебединого озера быть не могло, ну а мне как его девушке предстояло сопровождать его во все время выступления Лизы. Могла ли я рассчитывать на спасение субботнего вечера? Увы. Звание избранницы столь известного в широких кругах молодого и талантливого журналиста возлагало на мои плечи огромное количество обязанностей: от безупречного поведения до безупречной прически.
Была ли я готова перечеркивать требованиями высшего света и интеллигенции свое будущее? Отнюдь. Увольте, это настолько скучно, что не оправдывается даже завидным положением семьи Айно. Однако, если верить источникам, которым я привыкла доверять, у него на мой счет были очень серьезные намерения. Еще бы! – за два года, что мы встречаемся, я не дала ни одного повода для недовольства с его стороны или со стороны его семьи, к слову, весьма чопорной и чересчур правильной.
— Вынуждена сообщить, что мне придется покинуть тебя на следующей неделе, — не отрываясь от созерцания окутанного сизыми сумерками города, стремительно проносящегося мимо нас, я доложила о своих планах на ближайшее будущее, — у тетушки Аи женится племянник, мой кузен Саске, и мне нужно быть на церемонии. Я сегодня получила от нее письмо.
При этом я не смогла скрыть от Сая недовольство от предстоящей поездки. Подумав, будто эти чувства вызваны будущей разлукой с ним, он чуть заметно улыбнулся:
— Это та сумасшедшая тетушка, которая временами гуляет по ночам по пустым комнатам своего дома? Не понимаю, почему ты считаешь себя обязанной быть там.
— Она и Макото, мама Саске, родные сестры моему отцу. К тому же, очень скоро школа закроется на карантин, и я не знаю, чем занять следующие две недели.
— Ино, — я насторожилась: он очень редко обращался ко мне настолько холодно и серьезно, — я бы хотел поговорить о нашем будущем. Надеюсь, ты не удивлена этим.
— Какое будущее, Сай, — добродушно воскликнула я, заметив, как чиркнула по безупречно-красивому лицу незаметная улыбка: слегка надменная, свойственная исключительно семейству Айно. – Нам всего по восемнадцать. Что ты скажешь, когда мне стукнет тридцать!
— Обещаю не злорадствовать, — отшутился парень, но настроен он был слишком серьезно, чтобы закончить разговор на такой неопределенной ноте: — мои родители поддержали мое желание взять тебя в жены в ближайшие полгода.
Еще бы, мысленно усмехнулась я, трудно представить партию лучше меня – дочери знаменитой балерины и всемирно известного дизайнера – директора модного дома «Кельвин Кляйн», и сама я, не лишенная талантов скрипачки, достойно берегла честь своей семьи. Однако, по моим расчетам, предложение от Сая должно было прозвучать на полгода позже, ближе к весне. Какого же было мое удивление, когда он изъявил желание видеть меня в качестве члена семьи Айно уже сейчас – на пороге выпускного класса самой известной в США школы искусств, открывающей нам двери в великое будущее.
— Полагаю, твоя мама сильно сопротивлялась твоему решению.
— Так ты согласна? – проигнорировав мою попытку направить разговор в иное русло, прямо спросил Сай, лишая меня всякой возможности острить и юлить. Что за человек!
— Разве могут быть сомнения?
***
«Дорогая тетушка Аи!
Спешу поздравить Вас с таким счастьем как женитьба горячо любимого мною кузена Саске, и выразить огромную благодарность за приглашение. Конечно же, между нами не может быть никаких разногласий, и я уверена, что моя мать горько сожалела о том, что не смогла наладить с вами отношения.
С величайшим удовольствием посещу вас на следующей неделе.
К огромному сожалению, я не смогла отгадать личности таинственной дочери знакомой мне дамы, покорившей сердце кузена Саске. Надеюсь приятно удивиться знакомству с ней.
С любовью и уважением, Ино».
Курьер учтиво поклонился, принимая письмо и чаевые.
За окном пылала всеми красками осень, и я не могла лишить себя удовольствия наблюдать за медленным закатом, начинающимся розовыми дымками у самой кромки горизонта и постепенно охватывающим ярким пожаром все холодное небо.
Разве было что-то прекрасней сонного города с алым куполом над головой? Могло ли быть зрелище величественней отражающегося персикового света от облаченных в зеркала небоскребов?
С момента признания Сая в серьезных намерениях насчет меня прошло уже три дня – именно сегодня состоится открытие сезона в Оперном театре, где будет выступать Лиза. И хотя за это время мы с ним так ни разу и не увиделись и не созвонились, ровно в восемь часов он должен был встречать меня у величественных орнаментированных дверей храма искусств, куда грозилось явиться в этот вечер все высшее общество города. Страшно подумать, сколько будет презрительных и высокомерных взглядов, уколов ревности, уничтожительных улыбок…
Именно это вынуждало по нескольку часов стоять около зеркала и выискивать в своем образе прорехи, чтобы их не выискали потом, прилюдно. На этот раз выбранный Мартой наряд пришелся мне по вкусу: классическое черно-белое сочетание, маленькое французское платье чуть выше колен, без дополнительных кружев и рюш, только благородство шелка, отливающего жемчугом при свете. В качестве украшения – ожерелье из черного жемчуга, подаренное Саем на прошлое Рождество. Волосы пришлось уложить в скромный пучок, освободив две пряди, и моя любимая часть – маленькие туфли на невысоком каблуке.
Есть ли город прекрасней нашего в яркой мишуре заката? И хватит ли слов, чтобы описать красоту затухающего дня с высоты пятнадцатого этажа? Как алое солнце прижимается к кромке горизонта, тонет и теряется среди высоких домов, отражающих зеркальной поверхностью малиновый свет, как купол неба постепенно холодеет, остывает, и только розовая дымка облаков, почти незаметных, напоминает о прекрасной смерти дня.
Часы отсчитали половину восьмого.
Через открытое окно пробивался шум оживившегося бульвара: смех, разговоры, ссоры. Такси уже ждало меня у подъезда.
Как и предполагалось, Сай ждал меня у высоких четырёхметровых дверей Оперного театра, расписанных знаменитым в наше время художником-реставратором Коллином Иствудом. Огромные фигуры богов у входа, высокие, величественные, как само воплощение искусства, миллионы светлых окон на лике овального здания, широкая лестница до дверей и невообразимой красоты отцветающий парк, пересыщенный за лето солнечным светом и теперь устало роняющий одно за другим пожухлые листья на подернутую желтизной траву. Темнеющее с востока небо опасно низко висело над крышей театра и нашими головами, сквозь дымчатые облака проглядывала бледно-желтая луна.
Сай встретил меня теплой улыбкой и просьбами ничего не говорить его родителям о сделанном предложении, в руках он держал огромный букет нежно-кремовых роз с вплетенными веточками жасмина для Лизы. Одет он был в черный бархатный костюм от Армани. Минутная стрелка его Ролекса уткнулась в отметку «без десяти восемь», дрогнула за ней и часовая.
Родители Сая, как и ожидалось, ждали нас в огромном холле с зеркальным потолком и множеством маленьких белых диванчиков для отдыха у стен. Его мама, Алиса Айно, некогда славилась восхитительной, завораживающей красотой, отцветы которой она пыталась сохранить на протяжении последних десяти лет. Прекрасная, как иссохшая роза в стеклянном футляре, она встретила меня самой приветливой из всех имеющихся у нее в арсенале улыбок и даже сделала комплимент моему платью, поздравила меня с успехами в школе и посоветовала больше спать, чтобы восстановить цвет лица. Алиса в свое время соперничала с моей мамой за право называться лучшей: в школе, на сцене и в жизни, и, потеряв достойного оппонента, она, подобно самым настоящим самодурам, сама себе подарила корону, трон и слишком высокий для себя титул живой легенды.
Насколько мне известно, в юности она увлекалась наркотиками и выходила на сцену под навесом сладкого дурмана – так она снимала стресс и жуткое волнение, ворочавшееся колючим ежиком в животе.
Отец Сая, мистер Айно, как и бесчисленное количество лет назад управлял фармацевтической компанией, занимающейся разработкой лекарств от ожирения/старения/депрессии. К огромному счастью всего семейства Айно, покупатели не видели разницы между одинаковыми таблетками в разных упаковках и дозах.
Мистер Айно искренне обрадовался, увидев меня, даже обнял и пригласил на День Благодарения в их коттедж на небольшой званый вечер в честь праздника.
— Ох, — вдруг встревожилась миссис Айно, — наверное, уже пора занимать места. Не хочу пропустить ни секунды представления! Уверена, Лиза будет сегодня блистать!
— Конечно, — подхватила я, направляясь к широкой лестнице, ведущей на второй этаж – ко второму ярусу, где располагались места для родственников артистов или просто богатых людей, — ведь у нее такая талантливая мама!
Алиса одобрительно улыбнулась и приняла руку мужа. К моему огромному счастью, Сай не последовал примеру отца и продолжал восхвалять таланты еще не выступившей сестры, мне оставалось только безучастно поддакивать и делать вид, будто разглядываю туфли только из-за собственной глупости.
Не было секретом, что семейство Айно не считало меня достойной своего единственного наследника и будущего управителя всей корпорации «In your hands», но разве могла я показывать собственную неприязнь к их высокомерию, когда до алтаря под руку с Саем меня отделяли чуть меньше, чем шестьдесят дней? У него всегда было много поклонниц, и не только в толстом кошельке и блестящем Астон Мартине было дело – Сай был красивым, будто сделанная на заказ статуя античного бога. Все идеально, правильно до тошноты. Даже я замечала собственное несовершенство рядом с ним.
— Я так рад, что сегодня ты будешь рядом с нами, — добавил он, когда мы уже заняли свои места и замерли в ожидании.
Основной свет ровно ложился на весь зал, на все ярусы из огромной хрустальной люстры в виде цветка лотоса. Цветка, грозившегося разнести вдребезги все, случайно или нет, не удержи его крепление.
— Не представляешь, как рада я.
Когда зал погрузился в долгожданную темноту, все затихли будто по команде режиссера. Мощные прожекторы пронзили огромными лучами большую и высокую сцену, на которой начало оживать действие…
Лиза то и дело восклицала, какой гений постановщик, как жестоко, но справедливо над ними измывался режиссер, как прекрасно играл оркестр, и как щедра на аплодисменты оказалась очень довольная публика. Подаренный Саем букет нежно-кремовых роз вместе с остальными оставила в гримерке, потому что унести все она бы точно не смогла. Алиса крепко держала в руках руку дочери, отец семейства свысока поглядывал на выходящих из зала и всем видом показывал гордость за талантливую дочурку, покорившую весь город и полмира.
Сама Лиза, высокая и очень худая шатенка с выразительными вечно влажными зелеными глазами, обращалась только к своему жениху — Ксандру. Молодой человек смотрел на нее безгранично-преданно и восторженно, будто перед ним стояла сошедшая с небес Мадонна. Сай о чем-то рассказывал отцу, а я повторяла: никаких ошибок.
— Уверена, дорогая, сегодня ты заслуженно стала жемчужиной в короне нашего театра.
Она улыбнулась столь явной лести и без проблем проглотила ее, даже не морщась. Верно, слишком высоко ценила свой талант, чтобы допустить мысль о вранье. В ее годы моя мама действительно успела покорить полмира.
— Ох, я так устала, — она опустила глаза и, высвободив руку из маминых ладоней, коснулась жениха кончиками пальцев, почти нежно, — мне бы хотелось отдохнуть.
Алиса поддержала мысль дочери о том, что уже поздно и пора по домам, потом обернулась ко мне и предложила прийти завтра к ним на ужин в честь возвращения Лизы с гастролей и ее помолвки.
— К сожалению, — извинилась я, отмечая, как огорчилась она, — но завтра мне нужно будет навестить тетю Амели. Мой кузен женится, и мне необходимо присутствовать.
Поблагодарив за приглашение, я уверила ее, что большей потери мне не удавалось претерпевать.
Уже в машине Сай предложил мне навестить их по приезду домой от тетушки. Мы почти не разговаривали, и короткие пятнадцать минут езды превратились в целую бесконечность чего-то недосказанного, что вертелось на языке, но никак не решалось слетать с губ. Он то и дело поворачивал голову и снова отворачивался, бледный, в нерешительности кусая внутреннюю сторону щеки. В тревожную тишину тихо капал напевный голос Тони Брэкстон из плеера; Сай терялся в сомнениях, я это видела.
— Так как насчет навестить нас? – напомнил он, когда уже потерял надежду услышать мой ответ.
— О, — пришлось отвлечься от тоскливой мысли о семидневной поездке к тетке, которую я почти не знала, — да, было бы неплохо. Лиза будет с вами?
— Да, — при имени сестры он расслабился и даже позволил себе сдержанно улыбаться, — я так надеюсь, что вы сдружитесь.
Тесным общением с еще одним из семейства Айно моя нервная система не выдержит. Еще ни разу за свои восемнадцать полных различных знакомств лет я не встречала никого заносчивей этих людей. Несмотря на то, что с самого детства путешествуя с мамой по континенту и знакомясь с мировыми звездами балета и оперы, я никогда не видела, чтобы эти знаменитые люди задирали нос выше статуи Свободы.
— Я тоже надеюсь подружиться с ней. Она кажется такой… милой.
Сай остановил машину у обочины и серьезно посмотрел на меня, ожидая чего-то. Может быть, ответа на непрозвучавший вопрос. С минуту мы молчали, будто назло друг другу, и к концу двенадцатого часа он подался вперед, нашарил в бардачке маленькую бархатную коробочку нежно-голубого цвета и глубоко вздохнул.
Это означало только одно: «Здравствуйте, миссис Айно, вы чудесно сегодня выглядите. Позвольте мне ради вашего удовольствия расшибиться в лепешку.
О, молодая миссис Айно желает полмагазина? Зачем мелочиться, берите весь!
Боже, Ино, дорогая, ты сегодня не соответствуешь нашей семье. Пожалуй, ты останешься без ужина и десерта на ближайшую неделю».
Примерно такое неопределенное место, в котором нельзя было даже сразу понять – в ад или рай ты попал.
— Дорогая, — он взял меня за руку и поцеловал ее, — я официально прошу тебя стать моей женой. Согласна ли ты принять мое предложение?
Проблема женщин в том, что последнее слово все равно за мужчинами, несмотря на безграничную власть над ними. Во всем моем поведении, казалось бы идеальном, все же оказались прорехи, за которые зацепился Сай. Неужели я так похожа на человека, мечтающего стать миссис Айно?
Мое глупое молчание было расценено за соглашение, и изящное колечко из белого золота в обрамлении россыпи маленьких кристальных бриллиантов легко скользнуло по безымянному пальцу, оставив холодный след на чуть влажной коже. Драгоценные камни выхватывали свет и дробили его, разбрасывая по всему салону.
На самом деле мысленно я уже прощалась с привычной мне жизнью и мерила шкуру одной из Айно, прославленными на весь континент выдающимися дарованиями и выдающимся высокомерием. Для меня никогда не было секретом, что я рассматривалась в качестве еще одной в коллекции талантов, собираемой Алисой. Если бы она знала кого-то голубых кровей с грандиозным будущим на поприще искусства, без сомнений, предложение руки и сердца Сай делал бы этому человеку.
Весь остальной путь прошел в восторженном молчании, наполненном звенящего счастья – кристально чистого, как хрусталь. Сай не отрывался от дороги и прокручивал в голове признание родителям о своем решении жениться. Я же была уверена, что не дозвонюсь до отца, и о моей свадьбе он узнает не раньше, чем через полгода после венчания. Меня интересовало одно: как бы отреагировала мама, узнай о моем поступке. Одобрила ли? Я не уверена, что она вышла замуж за отца по любви, но поддержала бы она меня? Мне нужно было поговорить с человеком, знающим мою мать как самого себя, но с этим человеком нас разъединяли океан и совершенно разные взгляды на жизнь.
Человек, которому мама посвятила всю себя и кому отдала частичку своего сердца, талантливый художник из Франции, категорически отказывался дотрагиваться до жизни, которую мама вела на публике. Он любил ее настоящую – вне сцены балета, без грима и макияжа, простую женщину с именем Серена.
Не могла же я сорваться во Францию, к совершенно незнакомому человеку, чтобы спросить о том, что думала мама насчет браков по расчету, несмотря на то, что в свое время она сама стала женой подающего огромные надежды молодого дизайнера, впрочем, нисколько ею не любимого?
Дом выглянул за поворотом острым углом и ярким плакатом на боку. Сай осторожно заехал на оживленный двор, и рассевшаяся по скамейкам и качелям молодежь на секунду зажмурилась от яркого света фар автомобиля; так уж получилось, что фонарей здесь не было, и обычно с приходом ночи почти вся улица засыпала в абсолютной темноте. Радовал светом только рядом пролегающий проспект, чудом избегающий многокилометровых пробок, заполняющих город с чудовищной скоростью опасного вируса.
Сай пообещал с утра встретить меня у подъезда и довезти до школы.
Утро выдалось холодным, несмотря на первые числа сентября. Лужи, покрытые изморосью, тоскливо кривили хмурое небо зеркально-гладкой поверхностью плоских животов, подернутый инеем асфальт матово блестел, жухлую траву припорошили прелые и успевшие за ночь перегнить листья. На полуголых деревьях пугливо пережидали холод куцые воробьи. Если бы не теплое пальто, целомудренно накинутое на плечи, ветер сорвал бы остатки теплоты, а не рассеявшаяся ночная прохлада гарантированно подкосила мое здоровье простудой.
Сай, как ему и полагалось, ждал меня около супермаркета, пальцами стуча по баранке руля, запонки на манжетах, будто маленькие алмазы, бросали озорных солнечных зайчиков на безликие дома. Сам он выглядел бледнее обычного и даже позволил себе незаметно зевнуть. Когда же его взгляд смог выхватить мою фигуру из общего утреннего городского фона, он приосанился и улыбнулся. По привычке я улыбнулась в ответ и села в автомобиль.
— Не выспался? – вопрос прозвучал грубей и резче, чем мне хотелось бы, но Сай, обычно чуткий к таким вещам, как тон и манера разговора, не обратил внимания. Наоборот, он даже тронулся моим вниманием.
— Лиза и ее жених просидели с нами до четырех утра, — сонно ответил парень, заводя машину.
«Астон Мартин» тихо шипел, проматывая километры дороги, плавно змеей входил в повороты и мягко тормозил, максимально сокращая тормозной путь; когда нужно – задорно сверкал фарами, когда нужно – злобно рвал острым бампером ветер. Подаренный в честь поступления в Гарвард автомобиль верно служил Саю уже третий год.
— Знаешь, мама несказанно обрадовалась, услышав о твоем согласии. Она сказала, что не сомневалась в тебе.
Миссис Айно заранее знала о предложении Сая и не ввинтила в меня две обоймы девятимиллиметровых? К своему удивлению, я оказалась гораздо подходящей для роли невесты их дома, чем могла предположить тетушка Амели, некогда шепнувшая маме по секрету о том, что рано или поздно я стану одной из Айно, если на горизонте не замаячит молодая родственница Королевы Британской.
— Ты удивлена? – чуть разочарованно спросил Сай, быстро перемещая взгляд с дороги на действительно пораженную меня. – Мама полюбила тебя с первой минуты знакомства и искренне желала видеть тебя в качестве моей жены. Просто она не любит показывать чувства тем, кто не является членом нашей семьи… официально.
— Значит, она была во мне не уверена?
— Не совсем, — улыбнулся парень, — она считала тебя слишком юной. Тебе ведь всего восемнадцать.
— Я тоже привязалась к ней за два года.
Здание школы резко выскочило из-за поворота и грозно чиркнуло по спокойному утреннему пейзажу броскими буквами на лицевой стороне «Школа искусств». Двор, как обычно, напоминал оживленную ярмарку от переполнявших его учеников. Быстрым потоком они шли с разных концов на крыльцо, а потом скрывались за толстыми кирпичными стенами здания. Сай остановился у ворот и тепло попрощался со мной, надеясь успеть после университета встретить меня и подвезти хотя бы до вокзала.
Как и ожидалось, Марта ждала меня в холле около главной лестницы, открывающей дорогу до этажей выше. На этот раз, вопреки ее желанию, мама-таки заставила ее надеть узкую юбку-карандаш черного цвета и белоснежную рубашку с шикарным воротником. Если бы не многолетнее знакомство, я бы подумала, что она пришла в школу в качестве нового преподавателя.
Холодные серебристые стены школы редко в каких кабинетах не были украшены грамотами и фотографиями учеников с концертов или выступлений. Так, весь коридор второго этажа был отдан наградам танцевального класса, а третий и четвертый – музыкантам. Наши с Мартой портреты с дебюта висели вместе – огромные, почти в человеческий рост, в изящных серебристых рамочках ручной работы. Как говорил преподаватель вокала, скрипка и пианино не должны играть раздельно.
Так и мы с Мартой никогда не расставались.
Несмотря на многолетнюю привязанность, сложно было найти хоть что-нибудь общее между нами: от внешности до взглядов на мир мы являли полную противоположность друг другу. Не по словам вспыльчивая Марта еще больше подчеркивала мое спокойствие и хладнокровие. Единственным связующим звеном между нами было социальное положение наших семей.
— Ты видела это?! – возмущенно указала на прикрывавшую узкие колени юбку Марта, постоянно поправляя ворот рубашки. – Я похожа на монашку времен Тюдоров. Не хватает только Библии в руках, и – та дам! – Марта уже само воплощение целомудрия.
Пестрая толпа учеников охотно пропускала нас к кабинету истории, и все время, пока мы поднимались до четвертого этажа, Марта Свивенс не прекращала жаловаться на деспотичность и крайнюю консервативность взглядов довольно пожилой матери, урожденной аристократки, чья родословная брала начало со времен Елизаветы Первой. Как настоящая английская леди она не могла смириться с небольшой развязностью дочери и всячески пыталась привить ей скромность в поведении. И все же в Марте проглядывались манеры аристократки от рождения: она позволяла себе опаздывать не дольше пятнадцати минут, во время важных разговоров сохраняла таинственную молчаливость и никогда не знакомилась с парнями в кафе или барах.
— Тебе идет, кстати. Ты выглядишь очень милой.
— Боже, — взмолилась Марта, возводя руки к потолку, — ну за что мне это?
Вся школа была заставлена банками с краской, валиками, шпателями и большими ведрами с грунтовкой: прошлый семестр пришлось растянуть до июля в связи с большим количеством экзаменов, и ремонт доделать за два месяца рабочие не смогли. И несмотря на то, что первое сентября мы проводили в прошлое две недели назад, половина кабинетов осталась неотремонтированной, и поэтому руководством было принято решение закрыть учреждение на карантин. Ученикам была гарантирована неприкосновенность рождественских каникул из-за внезапного двухнедельного отгула.
Марта неожиданные каникулы намеревалась провести дома, в компании горячего чая и трех сезонов недосмотренного ею Доктора Хауса – все лето она загорала под жарким испанским солнцем и истосковалась по мягкому приветливому дивану, всегда радостно встречающему ее после утомительного учебного дня или бессонной, полной смеха ночи. Она планировала взять меня в качестве собеседника, клялась, что Хаус покорит меня с первой серии, и дико расстроилась, когда узнала, что первые семь дней я намеревалась гостевать у тети.
— Да ты же ее терпеть не можешь! – не теряла надежды подруга, беря в доводы все, что имело малейший здравый смысл. – Думаю, она не сильно обидится, если ты не поедешь.
— Поверь, она обидится.
— Я уверена, что она мечтает заманить тебя к себе, чтобы отомстить за ссору с твоей мамой!
— Дорогая, у тебя фобия.
— Я не видела тебя все лето! Мне срочно нужно восполнить дефицит тебя.
— Вот это подмечено вполне справедливо, — отвела я, открывая дверь кабинета, в котором ненадолго устроился преподаватель мировой истории и политики.
Он уже сидел за учительским столом и торопливо заполнял журнал за сегодняшнее число. Мы ненадолго отвлекли его от работы, но уже через пару секунд он снова склонился над документом, пока староста группы, вцепившись внимательным взглядом на дверь, считала опоздавших и тех, кто так и не соизволил переступить порог кабинета.
К нашему с Мартой удивлению, было уже пять минут девятого.
***
Погода не исправилась даже к полудню: небо повисло еще ниже, облака, наслоившись друг на друга, вообще заслонили собою солнце, угрюмый город лениво вышагивал каждый час и с нетерпением ждал момента, когда сможет отдохнуть. Высокие деревья тяжело прогибались под сильным ветром и печально роняли на сырую землю слабые листья, едва ли тронутые желтизной.
Лето умерло прежде, чем города коснулась осень. В воздухе повисла неопределенная пустота: не холод и не тепло, не солнце и не дождь. Что-то бесцветное, унылое, будто неизбежная серость.
Вокзал, вопреки ожиданиям, оказался огромной площадкой с расставленными по стоянкам автобусами, на широких лобовых стеклах которых красовались маршруты. Сай, заранее купивший мне билет, просто смотрел перед собой – через внезапно сгустившийся туман. Он не одобрил мое решение ехать вопреки надвигающемуся дождю, из-за которого, несомненно, по дороге возникнут проблемы.
Он уже предложил самому довезти меня до тети, но я довольно ясно дала понять, что волноваться поводов нет, весь путь займет не более двух часов, и что дома его ждет сестра, которой предстояло переехать в квартиру к жениху в связи с их венчанием. После долгих уговоров Сай решил дождаться со мной автобуса, лично посадить меня на место и проконтролировать, чтобы я пристегнула ремень безопасности, который старательно игнорировала в его автомобиле.
Автобус – большая темно-синяя машина с белыми полосами на боковой части – подъехала ровно в назначенное время и с охотой проглотила столпившихся пассажиров. Попрощались мы коротко – он обещал встретить меня через неделю и пожелал удачной дороги.
***
На вокзале уже у места прибытия меня встретил высокий мужчина в темном костюме шофера, позади него чернела «Ауди Q7» позапрошлого года. Он учтиво поздоровался, подхватил легкую дорожную сумку и положил ее на заднее сиденье.
Погода здесь ничем не отличалась от погоды в городе, только на асфальте блестели молодые лужи после утреннего дождя. Сильный ветер к моменту моего приезда успел разогнать толстые тучи и освободить от их оков чистое высокое небо и яркое пока еще теплое солнце. Под ногами шипела вода, над головой недовольно висело солнце, больше похожее на холодную монету. Всю дорогу шофер чрез зеркало заднего вида разглядывал дочь знаменитой балерины и племянницу не менее известной певицы Аи.
Когда мы оказались у ворот шестиэтажного коттеджа, построенного в стиле английских дворцов девятнадцатого века по замыслу молодого дизайнера Уолли Бернера, шофер коротко бросил через плечо: «Приехали».
Здание, вырванное из позапрошлой эпохи, горделиво высилось над остальной частью огромного земельного участка, отданного под сады и милые деревянные беседки. За домом, в большой атрии, скрывались бассейн, три гаража и небольшая теннисная площадка.
Из-за плохой погоды пустой сад невольно навевал воспоминания о старом парке, давно заброшенном горожанами, но горячо любимом Мартой, случайно нашедшей это чудо и логово уединения. В сухих фонтанах, очищенных от загрязнившейся за лето воды, лежали кучи сорванной листвы, земля, в опустелых беседках поселилась одинокая осень.
Шофер открыл ворота и впустил меня внутрь, сам обогнал меня и унес чемодан с вещами в дом. Как и ожидалось, встречать меня никто не собирался.
Коттедж я совсем не помнила, поэтому все для меня было внове, неприветливая дверь распахнулась, и на пороге возникла служанка в черно-белой униформе, поклонилась и жестом пригласила меня в дом.
В просторной гостиной кроме тети и незнакомой мне женщины никого не было, она сидела напротив камина и вместе с консультантом листала каталог, выбирая цветы для свадебного букета и украшения праздничного зала. Увидев меня, она улыбнулась и бросилась меня обнимать.
— Дорогая, как я рада тебя видеть! Господи, неужели тебя никто не встретил? Не представляешь, как обрадуется твоему приезду Саске! – впрочем, она очень быстро опускала в разговоре ту часть, которая была ей не интересна. Она могла спросить, но ответа не требовать, даже наоборот – она спрашивала, чтобы вы молчали в угоду ей.
— О да, он в особенности будет рад мне.
Она присела на прежнее место и попросила присесть рядом с ней.
— Мы выбираем цветы для букета невесты, не хочешь нам помочь советом? Сколько помню, твоя мама просто обожала цветы и держала большую теплицу, за которой ухаживала сама.
— Что предпочитает сама невеста?
— О, — чуть раздраженно воскликнула тетя, — она любит ромашки. Но какие ромашки на свадьбе с таким, как Саске? В итоге, я решила взять этот вопрос на себя и теперь мучаюсь.
— Предлагаю белые касабланки, думаю, от роз стоит воздержаться. Можно также использовать неприметные ландыши, которые только оттенят красоту лилий.
Тетя просияла:
— Отличный вариант, дорогая. А как насчет алтаря?
— Можно использовать очень красивые и приятно пахнущие жасмины или каллы. Прекрасные цветы.
— Моя дорогая, это просто великолепная идея. Думаю, этот вариант наиболее приемлем для нас, — обратилась она к ответственной за украшение главного зала, — кстати, — повернулась она ко мне, — Миранда тебе не показала твою комнату?
Я отрицательно качнула головой, и тетя недовольно цокнула языком:
— Ох уж эта прислуга. Можешь подняться на третий этаж, она встретит тебя у дверей твоей спальни. Надеюсь, она тебе понравится.
Широкая прямая лестница вела наверх, где по обыкновению располагались комнаты для гостей, спрятанные от посторонних бильярдные кабинеты, библиотека и большая коллекция дорогих картин, собираемая дядей. Третий этаж полностью был отдан под спальни, вдоль длинного коридора, уходившего в далекую бесконечность, тянулись двери и между ними – небольшие столики с маленькими статуэтками. Темно-зеленые стены в узкую черную полоску упирались в черную точку, куда не добирался свет от настенных бра.
Миранды около двери моей комнаты не было, зато у одного из столика с вазой с георгинами, прислонившись к нему стоял Саске Учиха собственной персоной. И ждал он, видимо, именно меня.
— Какие люди, — саркастично протянул племянник, криво улыбаясь, — Джон Жуан в юбке пожаловал к нам.
— И тебе доброго утра, Саске, — в тон ему ответила я, подходя ближе на шаг.
Его цепкий взгляд скользнул по мне и задержался на крупном прозрачном бриллианте кольца.
— Вижу, ты помолвилась. Кто этот несчастный, не знающий твоего бурного прошлого?
Пришлось сдержанно улыбнуться, показывая полное безразличие: Саске, конечно, очень старается задеть, но я слишком хорошо знаю его грехи и ошибки, чтобы принимать во внимание его слова. Я могла бы даже упомянуть о Карин и их не рождённом ребенке, но предпочла обойти проблему стороной:
— Впрочем, как и ты. Тетя что-то говорила про знаменитую мать твоей невесты, но я так и не смогла распознать ее личность. Не подскажешь? Может, она актриса? Или певица? Или, как моя мама, балерина?..
Саске мрачно усмехнулся, щуря раскосые глаза, и спрятал руки в разрезах карманов черных брюк. Еще с самого детства его приучили носить исключительно костюмы, как меня – платья.
— Ты же знаешь тетю, — ответил парень, — для нее простой кашель признак туберкулеза. Не стоит верить ей на слово. На самом деле я здесь, чтобы проводить тебя в твою комнату.
Он кивнул в сторону полуприкрытой двери, из проема которой пробивался тусклый свет.
— Не слишком хочу, чтобы тебе понравилось, но раз тетя настаивает – располагайся.
Он посторонился, пропуская меня внутрь, но у самого порога положил руки мне на плечи и чуть притянул к себе: с такого расстояния я смогла уловить легкий аромат его парфюма, что-то вроде дерзкого «Феррари». Шею обожгло от холодного шепота:
— Веди себя хорошо. Не заставляй меня злиться.
Я раздраженно смахнула его руки и получила резкий, злой смех прямо в затылок – с этим ублюдком придется еще воевать.
***
На этот же день была назначена встреча с невестой Саске и ее родителями, и именно поэтому Учиха бросал раздраженные взгляды на парадную дверь, через которую предстояло пройти его будущей супруге – за ней очень внимательно буду следить я, главная головная боль младшего наследника клана. К своему удивлению, я уже чувствовала ее запах, слышала ее смех, даже разговаривала с ней в собственной голове.
Тетя Аи бодро распоряжалась прислугой, указывая что и куда ставить: вазы с цветами на журнальный столик около диванчика, полные хрустальные конфетницы рядом с чашками для чая, шампанское – в маленькое ведерко со льдом. Слуги толпились, мешали друг другу, недовольно перешептывались, и все же старательно выполняли капризы хозяйки. Молодая горничная поправляла тяжелые драпированные шторы.
Комната, которую мне предложили на время моего пребывания, располагалась на третьем этаже, прямо над библиотекой. Как сказала тетя, в ней когда-то жила моя мама, когда только вышла замуж за отца. Роскошью обстановки она не отличалась, но полностью удовлетворяла моим потребностям: большие окна выходили на крытый задний двор, за которым начинался густой и мрачный лес, вдали, у самой кромки горизонта чернели извилистые контуры высоких холмов. Нежно-лиловые обои украшала россыпь стеклянной крошки. Ровно половину комнаты занимала большая двуспальная кровать, у стены напротив красовался шикарный будуар. Две двери вели в гардеробную в маленькую ванную комнату с душевой кабинкой и аккуратной раковиной.
Дверь из матового стекла легко скользнула в паз, открывая хранилище некогда принадлежавших моей маме нарядов, и здесь было все: от пышных бальных платьев до узких обтягивающих брюк. На прикроватной тумбочке покоилась ее фотография с отцом на отдыхе в Швейцарии. Может ли человек чувствовать что-то, трогая стены, хранившие в памяти прикосновения родного человека? Я чувствовала, как через пальцы мне передается та безграничная нежность, которой моя мать была преисполнена. Я была обязана сохранить ее честь в доме, в котором ее недолюбливали все – от тети Аи до Саске.
В честь знакомства с Сакурой я предпочла надеть фиолетовое коктейльное платье до колен с невысоким вырезом на боку, туфли – жемчужные, волосы уложила в привычную мне прическу, подняв высоко хвост и отпустив две пряди.
В коридоре меня поймала Миранда и попросила от лица тети Аи заглянуть к ней в комнату, находившуюся в самом конце третьего этажа. Дверь была приоткрыта специально для меня.
Застала я ее сидящей на стуле и державшей в руке небольшую кастрюлю с бесцветной тошнотворно пахнущей жидкостью. Это был формалин. И моя тетя дышала его парами. Довольно странный способ сохранить красоту, но на что только не пойдут выцветающие женщины ради нее?
Тетя отложила кастрюлю и жестом пригласила меня присесть рядом с собой, я послушно села на кровать.
— Наверное, тебе непривычно видеть меня в таком виде, — усмехнулась она, показывая на не до конца сложенные в прическу волосы, прядями лежавшие на ее плечах и спине.
— Я догадывалась, что вы, как и все, тоже укладываете волосы каждый день, отводя на это по меньшей мере полтора часа, — ответила я, добродушно улыбаясь.
— Вообще-то я пригласила тебя по очень важному вопросу. Это касается Саске и его будущей жены – Сакуры, — я вскинула брови и внимательно посмотрела на тетю. Так-так, что же такое замыслила эта сумасшедшая женщина? – Дело в том, что мне очень нужна твоя помощь.
— Конечно, тетя, можете просить меня о чем угодно.
— Мне нужно, чтобы ты расстроила свадьбу Саске и Сакуры.
— …но зачем? По-моему Саске с ней счастлив.
Удивлению моему не было предела – с чего бы тете мешать счастью обожаемого племянника? На получение заветного ответа придется дать обещание ей помочь, но разве игра не стоит свеч? И есть ли способ лучше досадить любимому кузену? И можно ли найти веселее занятия, чем расстройство чьей-то любви? В этом определенно был и мой интерес.
— Он сам не понимает, что творит, глупый мальчишка! – в сердцах воскликнула женщина, и в глазах ее, подобно уничтожающему огню, вспыхнули гнев и отчаяние. – Он делает это нам назло – приводит в дом безродную и совсем невоспитанную девку с улицы!
Злобу она вымещала на несчастном носовом платке, который сминала пальцами, сжимала в ладонях и, в конце концов, порвала. Слова рвались из нее, будто почуявшие свободу дикие птицы – о да, она нашла того, кто ее поймет!
— Он познакомился с ней в ночном клубе! Что может знать девушка, гуляющая по ночным клубам и знакомящаяся там с парнями?! Я знаю, что почти бессильна в этой ситуации, и это ужасно меня расстраивает, но я ведь могу рассчитывать на твою помощь?
Единственной причиной, по которой тетя возненавидела Сакуру Харуно – это ее происхождение. Бедная девочка, если бы она знала, какой гнев на себя навлечет, постаралась бы родиться в другой семье, более интеллигентной.
— Если ваше счастье напрямую зависит от этого, — я доверчиво положила руку ей на колено и чуть сжала его, понимающе улыбаясь, — я не могу вам отказать, дорогая тетя.
Она, позабыв все свои принципы, бросилась меня обнимать.
— Ты не представляешь, какую услугу делаешь мне и глупому Саске, решившему идти на поводу собственной гордыне!
Да нет, тетя, это вы не представляете, какую услугу сделали мне, подарив возможность насолить младшему наследнику клана Учиха.
— Мне нужно больше узнать о Сакуре, — как только она успокоилась и присела на прежнее место, беря в руки зеркало и пудреницу, я попросила пересказать мне все, что произошло.
***
Как и предполагалось, гости уже ждали нас в гостиной, уютно утроившись в мягких нежно-бежевых креслах. Саске сидел рядом с Сакурой, невнимательно слушая рассказы ее матери о непогоде, настигшей их по пути. Верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, обнажая белую шею и небольшой треугольник крепкой груди, и это еще больше смущало и так уже розовую от волнения Харуно. Завидев нас на лестнице, медленно спускающихся и добродушно улыбающихся, Учиха притянул невесту к себе, по-хозяйски обняв ее за талию. Мать Харуно просияла, а сама Сакура сникла, разгадав причину его внезапной нежности.
— Боже, нам так жаль, что мы не успели вас поприветствовать! – воскликнула тетя, тепло улыбаясь гостям. Мама Сакуры бросилась к ней на шею, сама Харуно смущенно пролепетала слова приветствия нам обеим.
Если в двух словах попытаться описать Харуно, то можно упомянуть миловидное личико и живые зеленые глаза, но не яркие, как весенняя листва, а матовые – будто цветное стекло. Волосы, варварски выкрашенные в розовый цвет, придавали ей вульгарной дешевизны, и если бы не скромное платье нежно-голубого цвета, ее можно было бы принять за уличную девку. Нежная кожа, цвета взбитых сливок, светилась изнутри и делала ее похожей на очень милого ребенка, внезапно очутившегося среди незнакомцев.
Я улыбнулась, отвечая на рукопожатие. Как только все расселись по местам: Сакура с Саске, трепетно держась за руки, на одном краю дивана, я – на другом, тетя Аи и мама Харуно, Маи на креслах, служанка суетливо разложила на столике чайный сервис, подала пирожные и разлила чай по чашкам.
Сакура почти не говорила, только тихо отвечала на вопросы матери и тети Аи, Саске хмуро следил за мной и своей невестой, которая еще сильнее смущалась под пристальным взглядом Учихи. Сдается мне, она совсем его не знает, раз принимает холодную расчетливость за внимание.
Когда в сторону Харуно полетела очередная колкость от тети, которую они не распознали и ошибочно приняли за любезную шутку, Саске резко встал с места – Сакура вздрогнула и испуганно посмотрела на меня, ожидая ответа. Я невозмутимо пожала плечами. Его ярость меня забавляла.
Он откашлялся и очень вежливо попросил меня помочь ему принести из его комнаты эскизы свадебного платья для Сакуры, которые разработал мой отец и по электронной почте выслал из Нью-Йорка.
Тетя встревожилась и замолчала, обрывая ответ на вопрос Маи.
— Саске, — осуждающе сказала Сакура, — ты ведь можешь и один их принести.
Видимо, девочка решила меня защитить от своего злого жениха.
— Ничего, Сакура, — улыбнулась я, — все в порядке.
— Да, — сухо поддержал Саске, — мне нужен ее совет насчет них. Никак не могу выбрать лучший, а Ино, как известно, большой знаток красоты.
Как только мы скрылись из вида, он схватил меня за руку и почти потащил на второй этаж, и если бы я не начала идти быстрее, синяков на запястьях было не избежать.
Уже в коридоре он прижал меня к стене, скрутив кисти.
— Что вы замыслили?
Жгучая боль, как при ожоге, опалила руки. Я тихо зашипела и оттолкнула его. У нас давно не было таких теплых встреч и страстных разговоров.
— У тебя галлюцинации. Мы ничего не замышляли.
— Если что-нибудь помешает моей свадьбе, платить будешь ты.
— Брось, — усмехнулась я, — детское упрямство не повод угрожать. И так понятно, что ты женишься назло своей семье. Что сказал Фугаку-сан? Неужели похвалил?
— Не твое дело, — ощетинился Учиха. – Я тебя предупредил. Попробуй только помешать мне.
Не дождавшись ответа, он ушел в свою комнату, через минуту вышел оттуда с тремя рисунками от моего отца. На всех трех были изображены размытые силуэты тощих моделей, а на них – эскизы свадебных платьев. Такой красоты я не ожидала даже от своего отца – возглавляющего модный дом Кельвин Клейн в США. Саске распечатал присланные по е-мейлу наброски.
Наугад я указала на рисунок посередине, остальные два он смял и выбросил в пустую вазу, и мы пошли вниз. Он скомкал единственное известие от отца за последний год, и мать моя умирала вдали от него, пока он покорял Манхеттен.
Наверное, Яманако Иноичи даже не догадывается о том, что жена его покоится на городском кладбище, очень далеко от родины.
Со смерти мамы прошло уже больше четырех месяцев, а я до сих пор видела ее затихающий взгляд, а потом – и похороны.
Встретил нас встревоженный взгляд тети и растерянная улыбка Сакуры. Быть может, она ожидала увидеть меня избитой или скатывающейся со второго этажа по парадной лестнице по кускам. Во всяком случае, мое довольное лицо ее сбило с толку.
Она даже понятия не имела, порог какой жизни переступала
Мама Сакуры, Маи Харуно, в прошлом была моделью, которую один раз даже выпустили на подиум во время недели моды в Нью-Йорке. И именно поэтому тетя написала, что я ее знаю – она работала с моим отцом. Остается надеяться, что у меня и у Сакуры нет общих братьев-сестер.
— А где будет проходить торжество? – спросила я, обращаясь именно к Харуно. Вмешивать Саске было лишним.
— В ресторане «Royal Park». Мы решили не приглашать много человек, — улыбнулась она, — только самых близких.
— О, так выходит я самая близкая? – вопрос был задан Учихе и должен был вызвать у него мигрень от далеких воспоминаний о совместно проведенном лете два года назад.
— Нет. Просто на любой свадьбе должна присутствовать безмозгла блондинка. Мы решили, что это будешь ты.
Все замерли. Рука Маи, державшая вилку с подцепленным кусочком пирожного, застыла в воздухе. Сакура виновато посмотрела на меня и слегка покраснела, тетя Аи недовольно цокнула языком, приказывая Саске замолчать. Забавней сцены в своей жизни мне видеть еще не приходилось. Даже порвавшееся платье оперной певицы в самом разгаре представления не вызвало большего конфуза, чем яростная выпадка Учихи.
— Саске, — хохотнула я, — ты многого обо мне не знаешь.
@музыка: Бумбокс - Та, что