Dream On, Dreamer
Название: Театр теней
Автор: Lucie Snowe
Бета:
Жанр: повседневность
Категория: в основном, конечно, мой любимый джен.
Рейтинг: ПэЖэ – 13.
Персонажи: Ино, Саске, Сакура, Сай – в первой части.
Предупреждение: ООС – жуткий. Стерва Яманако и дура Харуно. Осы, авторский бред.
От автора: насмотрелась Сплетницы и начиталась Бальзака. Адская смесь.
читать дальшеВ тот же вечер, примерно к десяти часам, была назначена встреча с друзьями в коттедже Хьюга. Конечно, приглашен был только Саске, но разве могли мои приятели знать, что я вернулась?
После душа тетя отдыхала в натянутом между двумя столбами гамаке, спрятанном в крытом заднем дворе, куда дизайнер умудрился поместить и гидромассажную ванну, и гараж, и еще добрую сотню вещей, по стилю не подходившую к внешнему виду коттеджа, но необходимую в быту.
Она встретила меня доброй улыбкой и предложила присесть на шезлонг около ванны.
— Я так рада, что ты приехала, мне кажется, будто я наконец-то обрела родную душу в этом хаосе.
— Я тоже рада, что мы смогли разрешить конфликт, мне вас не хватало на Рождество.
— Надеюсь, тебе понравится у Хьюга. Слышала, там будут почти все.
— И Сакура?
— В первую очередь, — пояснила тетя, — она ведь невеста Саске. Он считает, что ей необходимо вертеться в том же кругу, что и мы, — раздраженно добавила она, закатывая глаза. – Я надеялась, что отношения с Карин как-то остановят его, но… ты ведь знаешь Саске – его мало что волнует, кроме собственных желаний. Слишком эгоистичный и избалованный.
Тетя встала с гамака, поправила махровый лимонного цвета халат и рукой провела по заплетенным в толстую косу волосам.
— Через полчаса тебя будет ждать шофер. Он отвезет тебя до Хьюга и заберет обратно, во сколько пожелаешь. Саске уже там, поэтому даже для него твое появление будет сюрпризом: он почему-то был уверен, что ты не пожелаешь быть на вечере, — недоуменно пожала плечами тетя.
Я преувеличенно безразлично пожала плечами:
— Это старая история, которую не стоит даже вспоминать.
***
Внутреннее убранство коттеджа Хьюга вполне соответствовало авторитету, которого добилось семейство: никакого модерна или хай-тека, только благородный ампир от пола до потолка. Говорят, чтобы построить этот коттедж и развести знаменитый на всю округу сад с фонтанами и беседкой, сначала пришлось вырезать целый лес и осушить небольшое озеро, от которого осталась десятая часть, на которой разводили лебедей. Осенью, кстати, разрешалось их кормить. Большая цена за роскошь, но разве что-либо останавливало Хьюга?
Я стояла около стойки с коктейлями, когда кто-то деликатно дотронулся до моего плеча. И этот кто-то явно улыбался.
— И почему такая прекрасная девушка стоит в сторонке?
Я обернулась и столкнулась Суйгетсу, лицо которого мгновенно поменяло выражение от самодовольного до растерянного.
— Я… Яманако? – изумленно прошептал парень, часто заморгав. В доказательство своей подлинности я даже позволила ему дотронуться до себя. – Как ты тут очутилась?
— Ходзуки, у меня такое ощущение, будто ты искал девушку на ночь. Странно, что ищешь ты ее в имении Хьюга, где крутятся отпрыски исключительно интеллигентных семейств, но все же я советую тебе не прерываться из-за меня.
— Боже, — беззлобно добавил парень, — ты нисколько не изменилась. Я будто снова попал в прошлое.
Он отошел от меня и вернулся через минуту с бокалом виски, на дне которого горели кусочки зимы. Протянул мне и получил достаточно вежливый отказ.
— Виски я предпочитаю апельсиновый сок.
— Насколько я понял, еще никто не знает о твоем приезде. Позволь мне составить тебе компанию. Они как раз собрались в беседке и обсуждают будущую свадьбу Саске и Сакуры, — увидев, как я закатила глаза, он улыбнулся: — только не говори, что у тебя уже есть планы на них.
Мы отошли от барной стойки и, быстро обходя гостей, вышли на задний двор, грандиозное обустройство которого поражало воображение. Только представьте россыпь маленьких фонтанчиков, бриллианитами увенчивающие самый большой, метров в пять высотой, подсвечиваемый изнутри голубым неоновым светом. Вода в нем мистически сияла. Знаменитая беседка, размерами больше напоминающая однокомнатную квартиру в обеспеченном районе Нью-Йорка, располагалась в самом дальнем углу роскошного сада, в котором росли осенние астры и ровно подстриженные кусты давно отцветшей сирени. Над всем возвышалась огромная пушистая ель, высотой в три-четыре метра, которую семейство Хьюга украшало на Рождество.
— Ходзуки, ты меня хорошо знаешь, но на этот раз ты ошибся – мне все равно на эту свадьбу.
Чтобы тень прикрывала нас, мы шли не по тропинке, освещенной маленькими лампочками, а по ровному мягкому газону, сохранившему мягкость и зеленый цвет еще с весны. Звуки музыки доносились все тише и тише и через пару секунду вовсе растворились в вечерней прохладе осени. Макушка деревянной беседки плавно выглянула из-за угла, и я смогла разглядеть всех сидевших на сплошной мягкой скамейке, обитой темно-зеленой кожей. И за исключением двух новых лиц, там сидели все мои бывшие друзья.
Ходзуки шел на два шага впереди, и яркий свет лампочек схватил его раньше, чем меня – я остановилась под покровом тени. Увидев Суйгетсу, все сразу притихли и почти в один голос поздоровались, а мой скрытый темнотой силуэт приняли за очередную его подружку до рассвета.
— Догадайтесь, кто со мной, — загадочно протянул Ходзуки, хищно скалясь.
— Твои шлюхи нас не интересуют, — холодно ответил Неджи, ставя на деревянный круглый стол высокий стакан с маргаритой.
— Так меня еще никто не оскорблял, — вставила я, выходя из тени.
Кажется, моему визиту обрадовалась только Темари но Собаку. Остальные либо растерянно хлопали ресницами, либо недовольно переглядывались, впрочем, иного ожидать было бы большой ошибкой. Темари вскочила с места и тепло пожала мне руку. Сакура помахала мне и предложила присесть возле них.
— Кажется, я тебя так позапрошлым летом называл, — ответил Саске за Неджи, двигаясь ближе к Шикамару, возле которого сидел, освобождая мне место.
— Странно, что ты так любишь вспоминать позапрошлое лето, — парировала я, но Саске отвернулся, прекращая перепалку. Все его внимание ушло на Сакуру, которая здесь, в компании золотых детей послов, музыкантов, бизнесменов, чувствовала себя уверенней, чем в присутствии тети Аи. Мое появление ее ничуть не расстроило, наоборот, даже обрадовало – она вежливо осведомилась у меня о самочувствии и сказала, чтобы в следующий раз я не ехала в отдельной машине, а вместе с ней и Саске.
— Так чем ты сейчас занимаешься? – спросила Темари, свободной от стакана с колой рукой поглаживая бедро Шикамару.
— Да, — подхватила ее Сакура, разворачиваясь ко мне. – Я ведь так и не узнала, чем ты занимаешься.
— Я учусь в школе искусств, я скрипачка. В декабре ожидается концертный отчет в Оперном театре, поэтому, пользуясь случаем, приглашаю вас. Помимо всего прочего, будет замечательный балет от Эдварда Льянга. Могу поручиться за него – он просто гениален! Может быть, мне даже повезет попасть в группу музыкантов, записывающих музыку для его постановки.
— С самого детства я просила маму научить меня играть на пианино, — мечтательно закатила глаза Сакура, острым плечом прижимаясь к плечу Саске.
— Редко какая девушка не мечтает играть на пианино, но мой выбор пал именно на скрипку.
— О да, — улыбнулась Темари, которая в свое время целый год убила на уроки музыки вместе со мной, но потом без тени сожаления бросила занятие, ей не подходившее по духу, и через два месяца всецело погрузилась в изучение актерского ремесла, — Ино утверждает, что пианино способно только радоваться, грустить и печалиться, а скрипка ко всему прочему еще кричит, плачет, истерично смеется и рыдает во весь голос.
Сакура слушала нас с открытым ртом и только изредка бросала внимательные взгляды на Саске, устало привалившегося к мягкой спинке огибавшей стол скамейки. Кажется, он не слышал даже того, что говорил ему Шикамару о новом автомобиле на солнечных батарейках.
В итоге к нам присоединились несговорчивый Неджи и вечно улыбающийся Киба. Оказалось, что Хьюга большой знаток классической музыки, а Киба – ценитель современной обработки всемирно известных сонетов.
— Кстати, Неджи, где Хината?
— Она дома, в городе. Здесь ей не место.
Я усмехнулась:
— Если бы у меня был такой строгий старший брат…
— Твоя мать прожила бы на пару лет дольше, — закончил за меня Саске.
Будто в дешевой комедии, его слова прозвучали в коматозной тишине и еще долго висели в прохладном и чуть влажном осеннем воздухе. Все замерли и переводили настороженные взгляды с меня на Саске. Помнится, великий Лермонтов когда-то погиб по такой же глупой ошибке, так что могло спасти ослепленного собственной гордостью Саске?
Боже, Учиха, неужели ты по дороге растратил все изящество тонкого сарказма? Или ты решил воевать открыто?
Если бы смерть моей матери была тайной, слова Учихи меня, возможно, задели бы, но я знала точную причину, по которой она погибла.
— Саске, — строго осадила его Сакура, — ты перегибаешь палку.
Некстати рассмеявшийся Чоджи Акимичи перевел всеобщее внимание на себя, и от Саске отстали. Наверное, он впервые в жизни был кому-то благодарен. Учиха свободной от бокала с виски рукой расстегнул две верхние пуговицы белоснежной батистовой рубашки и встал с места.
На часах было уже половина первого – нам нужно было возвращаться. Сакура любезно предложила мне поехать вместе с ними: ведь в машине места хватит, а оставлять меня одну ей не хотелось. К тому же, Саске все еще нужно было попросить у меня прощения за оскорбление.
К моему счастью, проводить меня вызвался Неджи, избавив меня от компании вечно хмурого и всеми недовольного Учихи.
Автомобиль у Хьюга был невероятный – дикий и породистый, Роллс Ройс затмил своего предшественника, серо-стального БМВ Х6. Машина, будто хищная огромная птица, несла нас по пустым дорогам, по обеим сторонам которых чернели и густели непроходимые устрашающие леса, высокие макушки елей и сосен упирались в черное, обманчиво-драгоценное небо, усеянное пуговками звезд. За все время, что мы ехали, трасса пустовала.
Неджи смотрел прямо перед собой и ничего не говорил, изредка поглядывал на часы и непонятно чему тихо улыбался. По радио передавали погоду на завтра и обещали обильный дождь до самого вечера, потом по приказанию ведущего запела Sia, томно и грустно моля о любви. Хьюга сбавил скорость до пятидесяти миль и расслабленно откинул голову на сиденье.
— Мне почему-то кажется, ты не просто так на свадьбу приехала. Саске не слишком рад тебя видеть.
Меньше всего мне хотелось, чтобы Хьюга лез в мои дела, но давняя «дружба» и общие интересы не давали мне увиливать от ответов, конечно, можно было бы сказать неправду, но его не просто так назвали гением, и не просто его боялись.
— Меня пригласила тетка. Сама бы я ни за что не сунулась сюда. А что до Саске… — я замолчала и повернула голову, Хьюга сделал тоже самое, и мы встретились взглядами – насмешливыми, холодными, как ночь за окнами Ролс Ройса, — мы с ним никогда не ладили.
Неджи криво усмехнулся, отворачиваясь, и тонкая световая леска от неизвестно зачем поставленного скрюченного фонаря полоснула его по худому бледному лицу, он невольно прикрыл белесые, почти прозрачные глаза и беспомощно заморгал. Еще в раннем детстве у него обнаружились больше проблемы со зрением, и ему приходилось избегать слишком яркого света и слишком густой темноты.
— Эта старая ведьма решила помешать свадьбе? – саркастично протянул Хьюга. – У нее есть на это причины.
Я удивилась:
— Какие причины, кроме той, что Харуно слегка не из круга Учихи? Насколько мне известно, ее мама в прошлом работала моделью, а теперь она – дизайнер ландшафтов. Что не так?
Лес закончился, и взору открылись пустые и голые поля с убранным уже урожаем. Влажная земля, утонувшая во мраке, казалась огромным болотом, у самого горизонта слившимся с черным небом. Безликая луна изредка выглядывала через рванье, отдаленно напоминающее облака, которые весь день терзал сильный ветер.
— Дело в ее отце, — ответил Неджи, немного помедлив. – У него не очень хорошая репутация. Кстати, — он снова повернулся ко мне, и его правая рука легла мне на плечо, — ты совсем не скучала?
Пришлось ненавязчиво указать на кольцо на безымянном пальце, которое, к моему огромному удивлению, никто, кроме Саске, не заметил.
Неджи улыбнулся, но руки не убрал.
— Уверен, это ненадолго.
— Мы шли к этому два года, — я убрала руку Неджи со своего плеча и непонятно почему начала оправдываться. Рядом с Хьюга трудно чувствовать себя в безопасности и уверенности, потому что он мог подвергнуть сомнению даже факт восхождения солнца. Можно ли хотеть, чтобы тебя колебали в твоем выборе, от которого зависело очень многое?
Ехать с ним оказалось очень плохой идеей, но до коттеджа тети Аи было далеко. Начавшийся дождь только усилил мою зависимость от него – гордо вскинуть подбородок и попросить высадить не получится.
— Мы с тобой знакомы уже лет пятнадцать.
— Но ты никогда не делал мне предложения, — возразила я в шутливой форме и очень хотела закончить этот разговор.
Электронные часы на приборной панели отобразили ровно час ночи и на миг затухли, чтобы снова начать отсчет времени. Саске, наверное, уже успел довезти Сакуру и лечь спать на своей кровати. Так почему же мы так медленно ползем, хотя выехали всего на пять минут позже них?
— Во-первых, это поправимо, — отозвался Неджи, — во-вторых, — он повернулся ко мне, — это не шутка.
Здесь веселье мое кончилось, потому что закончилась многолетняя дружба с Хьюга из-за пары глупых слов. О чем он только думал, произнося их? Порой мне кажется, что над этой фразой мужчины вообще никогда не задумываются. И нужно было ему все портить ради удовольствия видеть мое растерянное лицо?
Дорога до дома все не кончалась, а отвечать нужно было – Неджи ждал, когда же я заговорю. Я же ждала, когда в поле зрения мелькнут знакомые ворота, и я смогу сбежать от него.
— Я не знаю никого, кто мог бы лучше знать меня, чем ты, и не знаю никого, кого мог бы изучить лучше, чем тебя, — продолжил Хьюга, толкая меня на ответ.
— Неджи, — деликатно начала я, — прошло два года, и ты мог бы позвонить и напомнить о своем существовании. Мог бы поддержать меня, когда умерла моя мама… но ты вспомнил обо мне, когда я сама явилась в твой дом. Сай все время был рядом.
Хьюга странно усмехнулся, даже горечь скользнула в тоне:
— Значит, ты его любишь?
К тому моменту, когда был задан вопрос, Роллс Ройс уже стоял у ворот и терпеливо дожидался указаний хозяина, мотор глухо ревел, и в ярком свете фар плясал мелкий моросящий дождь, больше напоминавший густой туман. Я отстегнула ремень безопасности, и он с характерным звуком уполз обратно в паз.
— Прости, но это уже не твое дело, — ответила я, закрывая за собой дверь.
Он уехал, когда ворота за мной уже закрылись. Было слышно, как гравий трещит под шинами двухтонного автомобиля. В свежем воздухе даже пахло его разочарованием.
Полусонная служанка, завернутая в шелковый халат с изящным росчерком дракона на спине, открыла дверь и проводила до комнаты, в которой меня дожидалась уже раскрытая кровать и холодный, обещающий спокойный сон воздух. Она быстро скрылась за дверью, и я устало присела в глубокое кресло. Сегодняшний день остался тупой мигренью в висках и ни одним светлым мгновением.
***
Холодное небо над головой, и под ногами – только тьма. Там, впереди – слабый огонек, ведущий меня.
Я иду. Медленно, взвешивая каждый шаг.
Потом поднимается ветер, и черные тучи сгущаясь, поедают этот крошечный мир.
Маленький огонек исчезает, и остается только мрак.
Одна…
Сердце стучит так громко, что в такт ему дрожит грудная клетка. Страх комком ворочается на дне желудка и ранит, ранит.
Следующий шаг я сделать уже не успеваю.
***
Утро ворвалось в мою комнату живой беседой двух служанок, убирающихся в коридоре. Видимо, забывшись, они перешли на очень волнующую их тему – женитьбу Саске – и очень грубо прервали мой сон.
Его я не помнила, как не запоминала их с самого детства, но он остался со мной холодом у самого основания сердца. Смутные и неприятные чувства чего-то потерянного расхаживали со мной, пока я принимала душ, переодевалась и даже когда спускалась по парадной лестнице в гостиную на завтрак.
При виде меня служанки сразу замолчали, будто минуту назад сплетничали именно обо мне, и, потупившись, быстро удалились из пустой гостиной, залитой утренним ярким солнцем мокрого сентября. К моему огромному удивлению, за столом сидела не только тетя, но и немного смущенная Сакура.
Увидев меня, она встала с места и дружелюбно обняла.
— Сакура пришла, чтобы принести извинения за вчерашнюю выходку Саске, — прокомментировала ее приход тетя, приказывая служанке принести чай для меня и нежнейшие французские круассаны, приготовленные ее личным шеф-поваром, привезенным ею из Франции. – Я все знаю.
— Да, — подхватила ее Харуно, заливаясь краской стыда, — мне очень жаль, что вчера я не заступилась за тебя перед Саске… просто у него был очень сложный день, и он…
— Все в порядке, — успокоила я, — я знаю его уже достаточное количество времени, чтобы выучить. Кстати, — обратилась я уже к тете, усаживаясь на свое место – напротив Харуно, — вчера, уже после того, как я поговорила с вами, звонила ассистентка Эдварда Льянга и сказала, что ему нужны музыканты для записи трех сонетов для новой его постановки. Меня пригласили!
Сакура красноречиво не отреагировала, но сделала вид, будто поняла все то, что я сказала. Тетя растерянно улыбнулась, и я окончательно убедилась в том, что разговаривать об искусстве стоит только в стенах школы.
— Сакура здесь, чтобы предложить тебе поехать вместе с ней в город, выбрать аксессуары и забрать доставленные прямо из Голландии цветы для украшения главного зала.
Нужно ли говорить, что для меня это отличный шанс узнать врага лучше? И стоит ли представлять досаду Саске, когда он узнает, с кем сдружилась его любовь?..
***
Погода на дворе стояла действительно осенняя: от ясного голубого неба и яркого, но холодного солнца, изнутри подсвечивающего желтые и красные листья деревьев, до ночных луж, по которым быстро стучал мелкий дождь. Коттеджный поселок в объятьях сентября был похож на сказочный яркий парк посреди серого бетонного города. Когда мы с Сакурой выбрались из широкой атрии, у ворот нас уже ждал водитель. Она глубоко вздохнула и зажмурилась, наслаждаясь прекрасным осенним утром.
Короткое пальто нежно-голубого цвета выгодно оттеняло ее милую красоту, больше напоминающую беззаботную юную весну, чем злую суровую зиму или горячее, жаркое лето. Неуловимое очарование, скользившее в ней, притягивало, как нежный цветок притягивает взгляды. Да, Сакура была нежнейшим цветком лилии, омытой святым дождем.
Не сказать, чтобы она мне нравилась, но отвращения не вызывала. Пользы ее ненавидеть у меня не было, как не было смысла принимать ее сторону. С самой первой встречи она показалась мне чуть скованной и зажатой, но точно не коварной интриганкой. Быть может, тетя напрасно травит ее любовь, делая при этом несчастнее и самого Саске?
Для прогулки по городу тетя одолжила свой представительский Майбах, приобретенный ею по случаю своего сорокапятилетия. Породистый Мерседес внутри пах холодной кожей и кислым ароматом легкого мужского парфюма, Пятый Каприз Паганини подчинил своему бешеному ритму поселок, скрывшийся за тонированным окном автомобиля, потом салон заполнили божественные звуки Арии Кавардосси, нотами дыша поздней осенью и вечерней печалью.
Сакура всю дорогу вяло рассказывала о магазинах, в которых должна побывать, и при этом недовольно прикрывала глаза и запрокидывала голову. Видимо, ее мучала головная боль. Или ее тошнило? Уж не беременна ли она от моего дорогого кузена?
Я неохотно ее слушала и даже не переспрашивала, хотя бы внешне делая вид, будто мне интересно, и Харуно вскоре прекратила рассказ и безмолвно уставилась в окно, за которым начинали появляться одинокие многоэтажки, недостроенные здания, оторванные от остального города виллы и коттеджи, оптовые базы, от пола до потолка набитые коробками товаров на все случаи жизни – от свадьбы до похорон. Еще через десять минут перед нами раскрылся, будто утренняя роза, сам Чикаго, купающийся в нежных лучах утреннего солнца, видели полусонный Мичиган, неохотно поддающийся слабому ветру, нагоняющему унылые волны.
Сеть фешенебельных бутиков от самых известных в мире кутюрье от великолепной Шанель до неподражаемого Лабутена тянулась вдоль Мичиган-авеню. Сакура прилипла к стеклу и восторженно следила за тем, как медленно расхаживают по улице модели, звезды и их звездные дети, как сумасшедшими бегают по дорогам полусонные ассистенты акул-бизнеса, неся в руках драгоценные отчеты о работе и стаканы с двойным экспрессо. До самой Оук-стрит нас ждали невероятные платья, туфли, бриллианты, жемчуга.
Водитель припарковался около Банана Репаблик – магазина модной одежды, в котором можно было потерять голову от окружающего шика.
Несмотря на то, что учеба занимала две трети моего свободного времени и всей жизни в целом, Великолепную милю я знала наизусть. И знали здесь меня. По большей части потому, что коллекции модного дома, возглавляемого моим отцом, здесь пользовались бешеным успехом.
Среди огромного количества одежды располагались небольшие островки с очень изящными украшениями – браслетами, нитками жемчуга и маленькими, будто на детские пальчики, кольцами с большими бриллиантами. И после часа раздумий Сакура выбрала тонкую цепочку из белого золота с аккуратным кулоном в виде слезы из чистого, прозрачного бриллианта. Позже, уже в салоне свадебных украшений, мы взяли белоснежные шелковые перчатки седьмого размера, длинную прозрачную фату, украшенную розовыми цветами, кремовые закрытые туфли-лодочки на высоком каблуке и прелестный клатч от Луи Витона.
Следом за нами уходил за горизонт влажный, но теплый сентябрьский вторник под ярким небосводом. Под тяжелым навесом затянувшегося молчания мы вышли из магазина и сели на заднее сиденье Майбаха, покорно ждавшего нас, по меньшей мере, два часа.
До открытия цветочного салона оставалось еще добрых полтора часа, и скоротать время мы решили в уютной кафешке на углу, в которой очень уютно себя чувствовала ТенТен. Внутренним убранством оно очень напоминало деревенские веранды и прихожие с плетеными стульями, деревянными столами и тусклыми бра на темно-зеленых стенах. Кантри-стиль располагал к приятному расслаблению и теплой беседе.
У самых дверей нас встретил улыбающийся официант и проводил до свободного столика в самом сердце курящей зоны. Последующие девяносто минут милой болтовни мы вдыхали густые клочья дыма, извивающегося возле нас парами мороза ранним утром. Я положила сумку на сиденье рядом, Сакура села напротив меня и заказала ванильное мороженое с шоколадной крошкой и свежий каппучино с изящной розой из пенки; я ограничилась зеленым чаем с ароматом жасмина.
Несколько минут, показавшихся особенно долгими, Сакура молчала и, казалось, продолжала смаковать свое счастье, пока я безмолвно изучала картины с могучими, но одинокими полями, яркими солнышками подсолнухов, жадно ловящих свет, мирными озерами с лебедями на гладких своих зеркалах. Потом Сакура как-то резко переменилась в лице и задумчиво посмотрела на меня. Она хотела начать серьезный разговор, но не могла собраться с силами и принять правду, скорее всего, неприятную для нее и самое страшное – для меня.
— Я тебя слушаю, — подтолкнула я ее, принимая совершенно беззаботный вид.
Я уже наперед знала, что она хочет от меня узнать, и каковой будет ее реакция на мои слова. Можно было пожалеть бедняжку и скрыть половину из фактов, но тетушка обещала мне отдать потерянный мамой фамильный толстый браслет из платины с выгравированным именем первой женщины Яманако. Смею предположить, что мама его не потеряла, а лишилась, порвав с отцом.
— Я знаю Саске не так давно, как ты, — начала Харуно, нервно теребя в руках темно-зеленую фирменную салфетку кафе, — но он покорил меня с первой минуты нашего знакомства.
Познакомились они в клубе, точно. Вообще, в клубах мало что невозможно скрыть под рваную музыку и моргающий свет, уничтожающий зрение, поэтому ее заблуждение относительно Учихи можно простить.
— Но с твоим появлением…
…С моим появлением, дорогая, ты увидела настоящего Саске – грубого, бездушного и совсем невоспитанного эгоист.
— … он изменился – стал грубее, молчаливее. Теперь он часами смотрит в окно и думает о чем-то, почти не разговаривает со мной, даже свадьба стала интересовать его меньше. Я волнуюсь за него, — почти шепотом добавила Сакура и замолчала, пока официант ставил на стол заказанное мороженое, капучино и зеленый чай, затопивший нас в непередаваемом аромате свежесорванного жасмина. – Может, ты откроешь мне правду?
Нужно было собрать всю волю и подавить ехидные смешки на каждое слово Харуно. Разве можно в восемнадцать лет оставаться настолько глупой и наивной? И неужели возможно отыскать оправдание ее поведению – немыслимому для общества, в которое намеревалась входить?
И только не говорите, что она считает Саске разговорчивым и улыбчивым парнем, которого не страшно представить родителям. Моя мама в свое время всегда сторонилась семью Учих, мотивируя свою к ним неприязнь их выходившим за рамки высокомерием, впрочем, о высокомерии ей, известной на весь мир прима-балерине, было ли не знать все? Единственного, кого она любила и искренне уважала, был Итачи. Именно старший брат Саске, еще с детства отличавшийся мудростью и пониманием, не свойственным его сверстникам, смог покорить сердце моей матери, и до самого последнего года своей жизни она отправляла на Рождество ему подарки и в ответ получала маленькие конверты со словами благодарности. Она говорила, что в нем доживали свой век преданность и жертвенность.
— С первого взгляда я разглядела в тебе тонкую душу, — начала я, смотря Сакуре прямо в глаза, — поэтому я не хочу, чтобы ты страдала, как Карин.
О доброй сотне остальных девиц, оставленных им прямо в остывающей постели, я промолчала.
— Неужели она до сих пор по нему скучает? – наивно спросила Сакура.
О Господи. Не будь ситуация столь щекотливой, я бы пустила пару острот, но договоренность с тетей не оставляла шансов моей мстительной, циничной и довольно жестокой натуре.
— Сакура, Саске никогда не рассказывал тебе, почему Карин перестала появляться на людях? Почему перестала общаться со своими друзьями?
К делу я решила подойти издалека, и только намеками. Стоит сразу пугать птичку? И разве можно отказать себе в удовольствии растянуть блаженные мгновения уничтожения любых попыток Саске почувствовать себя счастливым?
— Нет, — неуверенно ответила Харуно, отложив в сторону изрядно потрепанную темно-зеленую салфетку. Глаза ее, матовые и печальные, слезились. Сама Сакура напряглась и превратилась в туго натянутую тетиву лука.
Вы знаете, если натянуть тетиву еще туже и не отпустить, она порвется и заодно причинит большую боль лучнику?
Палка о двух концах.
Если вывести Харуно из себя резко, неизвестно, останусь ли в безопасности я.
— Но мне кажется, что она до сих пор к нему неравнодушна…
Я рассмеялась, запрокинув голову.
— Сакура, — подавив улыбку, я посмотрела на нее с примесью жалости и легкого презрения и очень оскорбила ее, — он бросил ее, а потом, когда узнал о беременности, почти за волосы потащил ее к гинекологу. Знаешь, она ведь чуть не умерла от кровотечения и, уверяю тебя, навсегда лишилась шанса снова забеременеть. Теперь она пьет антидепрессанты и даже не открывает окна, чтобы проветрить комнату, из которой не вылезает.
Она вцепилась в узкие края стола, сдерживаясь из последних сил, и сдавленно прохрипела, будто захлебнулась. Ее глаза смотрела прямо на меня, и в них дрожала безграничная печаль, даже не ненависть к Саске, к его мерзкому, по ее мнению, поступку, а к тому, что позволила себе так глубоко в нем ошибиться.
Она схватилась за голову и застонала, как при дикой мигрени. Синие губы ловили катившиеся по щекам слезы. Она была разбита.
Молодой официант, заволновавшись, подбежал к нам и, пригнувшись, спросил у Сакуры:
— Мисс, с вами все в порядке?
— О да, — ответила я за нее и мило улыбнулась очаровательному работнику кафе, прочитав при этом его имя на пейджике, — Луи, вы не могли бы принести две таблетки пенталгина и счет?
Он коротко кивнул и исчез за барной стойкой.
Не знаю, что чувствовала в этот момент Сакура – боль, разочарование, страх за себя в будущем или неугомонную печаль, но выглядела она довольно жалко. Расплатившись с официантом и подкинув пару купюр на чай, я осторожно вывела плачущую Сакуру из кафе и бережно усадила ее на заднее сидень Майбаха. Водитель хотел было поинтересоваться, что с ней, но поймал мой злой взгляд в зеркале заднего вида и тут же отбросил затею. Получив приказ ехать в цветочный салон, он завел автомобиль и тронулся с места парковки.
Рыдания Сакуры подстрекались печальными нотами Эльфийской ночи Вивальди, и когда мелодия дотронулась до ее сердца, она вконец раскисла и громко, будто дитя, всхлипнула, уткнувшись мокрым лбом мне в плечо.
Раз вызвалась помогать, придется идти до конца.
Я развернулась к ней, насколько позволяло сидячее положение, и обняла. Это было меньшее, что я могла сделать для нее сейчас.
Она отстранилась, начала тереть влажные глаза рукавом легкой кофточки, зашмыгала носом и – успокоилась. Таблетка вовсе не понадобилась.
Я не фетишистка, что бы вы ни подумали. Я не люблю мучить людей, причинять им боль. Я просто хочу обратно браслет матери и вернуть Саске то, что он выплюнул мне в лицо два года назад…
— П-почему он убил собственного ребенка?.. – выдохнула Сакура, пряча покрасневшее, влажное лицо в маленьких белесых ладошках, совсем как маленькая девочка.
— Потому что ему не нужны дети от таких, как Карин. Ему в принципе на нее все равно.
Она всхлипнула. И если бы была уверена в его любви, никогда не заплакала бы.
Значит, червь сомнения шевелился в ней уже давно?
Если бы я могла, я бы искренне пожалела бедняжку.
Миранда нашла меня у картины Айвазовского – на нем могучее и взволнованное море роняет волны на маленькое суденышко, опрокидывая его, хватая людей и таща в свою глубь, беспощадно и жестоко. Ее осторожное обращение вырвало меня из раздумий:
— Мисс Яманако ждет вас в своей комнате через десять минут. Она просила не опаздывать.
С неохотой отпуская живописную галерею, заполненную немыслимой красоты картинами, статуэтками и оригинальными рукописями известных авторов восемнадцатого и девятнадцатого столетий – на самом видном месте в стеклянном футляре хранились экземпляры черновых работ сестер Бронте, Джейн Остин и даже самой Жорж Сант – я решила не тянуть с временем и сразу же отправилась к ней в комнату.
Саске не было – он обедал у Хьюг со вчерашнего утра и вряд ли собирался обратно в ближайшие два дня, поэтому времяпровождение в поместье тети проходило мирно, без скандалов и разборок.
Тетя сидела на диване и с интересом следила за тем, как по другую сторону экрана телевизора молодой спасатель из береговой охраны методом «рот в рот» пытается вернуть к жизни умирающую женщину. Под конец, уже разозлившись, он начинает остервенело бить ее по груди, и – вуаля – она начинает глубоко дышать, не забывая выплевывать воду.
Завидев меня, тетя отключила телевизор и пригласила присоединиться ней. Когда я села рядом с ней, она достала вытянутую бархатную черную коробку и с загадочной улыбкой раскрыла ее.
То, что лежало в ней, было больше, чем просто произведение искусства. То было само воплощение эпохи, вся грация и изящество высшего света позапрошлого столетия. Тонкий браслет из сплава белого и желтого золота в обрамлении россыпи маленьких бриллиантов.
По закону и строжайшему наказу нашей далекой родственницы, браслет переходил от матери к дочери. Отец мой женился раньше, чем тетя Микото вышла замуж, поэтому реликвия попала в руки моей матери, а с ее смертью – обратно к бездетной тете Аи. Ее сестра, старая вдова без потомства, Минако, даже не интересовалась судьбой важного для семьи предмета, поэтому следующей обладательницей должна была стать Сакура – первая невеста семьи Учиха. У Итачи жены не было. И чтобы вернуть браслет в нашу семью, как вы уже догадались, мне всего-навсего нужно расстроить свадьбу.
Это я поняла прежде, чем тетя Аи начала свой рассказ. А под конец разговора в голове моей сконструировался четкий и вполне логичный план.
От тети я вышла уже заинтересованная в разрыве Саске и Сакуры.
Автор: Lucie Snowe
Бета:
Жанр: повседневность
Категория: в основном, конечно, мой любимый джен.
Рейтинг: ПэЖэ – 13.
Персонажи: Ино, Саске, Сакура, Сай – в первой части.
Предупреждение: ООС – жуткий. Стерва Яманако и дура Харуно. Осы, авторский бред.
От автора: насмотрелась Сплетницы и начиталась Бальзака. Адская смесь.
читать дальшеВ тот же вечер, примерно к десяти часам, была назначена встреча с друзьями в коттедже Хьюга. Конечно, приглашен был только Саске, но разве могли мои приятели знать, что я вернулась?
После душа тетя отдыхала в натянутом между двумя столбами гамаке, спрятанном в крытом заднем дворе, куда дизайнер умудрился поместить и гидромассажную ванну, и гараж, и еще добрую сотню вещей, по стилю не подходившую к внешнему виду коттеджа, но необходимую в быту.
Она встретила меня доброй улыбкой и предложила присесть на шезлонг около ванны.
— Я так рада, что ты приехала, мне кажется, будто я наконец-то обрела родную душу в этом хаосе.
— Я тоже рада, что мы смогли разрешить конфликт, мне вас не хватало на Рождество.
— Надеюсь, тебе понравится у Хьюга. Слышала, там будут почти все.
— И Сакура?
— В первую очередь, — пояснила тетя, — она ведь невеста Саске. Он считает, что ей необходимо вертеться в том же кругу, что и мы, — раздраженно добавила она, закатывая глаза. – Я надеялась, что отношения с Карин как-то остановят его, но… ты ведь знаешь Саске – его мало что волнует, кроме собственных желаний. Слишком эгоистичный и избалованный.
Тетя встала с гамака, поправила махровый лимонного цвета халат и рукой провела по заплетенным в толстую косу волосам.
— Через полчаса тебя будет ждать шофер. Он отвезет тебя до Хьюга и заберет обратно, во сколько пожелаешь. Саске уже там, поэтому даже для него твое появление будет сюрпризом: он почему-то был уверен, что ты не пожелаешь быть на вечере, — недоуменно пожала плечами тетя.
Я преувеличенно безразлично пожала плечами:
— Это старая история, которую не стоит даже вспоминать.
***
Внутреннее убранство коттеджа Хьюга вполне соответствовало авторитету, которого добилось семейство: никакого модерна или хай-тека, только благородный ампир от пола до потолка. Говорят, чтобы построить этот коттедж и развести знаменитый на всю округу сад с фонтанами и беседкой, сначала пришлось вырезать целый лес и осушить небольшое озеро, от которого осталась десятая часть, на которой разводили лебедей. Осенью, кстати, разрешалось их кормить. Большая цена за роскошь, но разве что-либо останавливало Хьюга?
Я стояла около стойки с коктейлями, когда кто-то деликатно дотронулся до моего плеча. И этот кто-то явно улыбался.
— И почему такая прекрасная девушка стоит в сторонке?
Я обернулась и столкнулась Суйгетсу, лицо которого мгновенно поменяло выражение от самодовольного до растерянного.
— Я… Яманако? – изумленно прошептал парень, часто заморгав. В доказательство своей подлинности я даже позволила ему дотронуться до себя. – Как ты тут очутилась?
— Ходзуки, у меня такое ощущение, будто ты искал девушку на ночь. Странно, что ищешь ты ее в имении Хьюга, где крутятся отпрыски исключительно интеллигентных семейств, но все же я советую тебе не прерываться из-за меня.
— Боже, — беззлобно добавил парень, — ты нисколько не изменилась. Я будто снова попал в прошлое.
Он отошел от меня и вернулся через минуту с бокалом виски, на дне которого горели кусочки зимы. Протянул мне и получил достаточно вежливый отказ.
— Виски я предпочитаю апельсиновый сок.
— Насколько я понял, еще никто не знает о твоем приезде. Позволь мне составить тебе компанию. Они как раз собрались в беседке и обсуждают будущую свадьбу Саске и Сакуры, — увидев, как я закатила глаза, он улыбнулся: — только не говори, что у тебя уже есть планы на них.
Мы отошли от барной стойки и, быстро обходя гостей, вышли на задний двор, грандиозное обустройство которого поражало воображение. Только представьте россыпь маленьких фонтанчиков, бриллианитами увенчивающие самый большой, метров в пять высотой, подсвечиваемый изнутри голубым неоновым светом. Вода в нем мистически сияла. Знаменитая беседка, размерами больше напоминающая однокомнатную квартиру в обеспеченном районе Нью-Йорка, располагалась в самом дальнем углу роскошного сада, в котором росли осенние астры и ровно подстриженные кусты давно отцветшей сирени. Над всем возвышалась огромная пушистая ель, высотой в три-четыре метра, которую семейство Хьюга украшало на Рождество.
— Ходзуки, ты меня хорошо знаешь, но на этот раз ты ошибся – мне все равно на эту свадьбу.
Чтобы тень прикрывала нас, мы шли не по тропинке, освещенной маленькими лампочками, а по ровному мягкому газону, сохранившему мягкость и зеленый цвет еще с весны. Звуки музыки доносились все тише и тише и через пару секунду вовсе растворились в вечерней прохладе осени. Макушка деревянной беседки плавно выглянула из-за угла, и я смогла разглядеть всех сидевших на сплошной мягкой скамейке, обитой темно-зеленой кожей. И за исключением двух новых лиц, там сидели все мои бывшие друзья.
Ходзуки шел на два шага впереди, и яркий свет лампочек схватил его раньше, чем меня – я остановилась под покровом тени. Увидев Суйгетсу, все сразу притихли и почти в один голос поздоровались, а мой скрытый темнотой силуэт приняли за очередную его подружку до рассвета.
— Догадайтесь, кто со мной, — загадочно протянул Ходзуки, хищно скалясь.
— Твои шлюхи нас не интересуют, — холодно ответил Неджи, ставя на деревянный круглый стол высокий стакан с маргаритой.
— Так меня еще никто не оскорблял, — вставила я, выходя из тени.
Кажется, моему визиту обрадовалась только Темари но Собаку. Остальные либо растерянно хлопали ресницами, либо недовольно переглядывались, впрочем, иного ожидать было бы большой ошибкой. Темари вскочила с места и тепло пожала мне руку. Сакура помахала мне и предложила присесть возле них.
— Кажется, я тебя так позапрошлым летом называл, — ответил Саске за Неджи, двигаясь ближе к Шикамару, возле которого сидел, освобождая мне место.
— Странно, что ты так любишь вспоминать позапрошлое лето, — парировала я, но Саске отвернулся, прекращая перепалку. Все его внимание ушло на Сакуру, которая здесь, в компании золотых детей послов, музыкантов, бизнесменов, чувствовала себя уверенней, чем в присутствии тети Аи. Мое появление ее ничуть не расстроило, наоборот, даже обрадовало – она вежливо осведомилась у меня о самочувствии и сказала, чтобы в следующий раз я не ехала в отдельной машине, а вместе с ней и Саске.
— Так чем ты сейчас занимаешься? – спросила Темари, свободной от стакана с колой рукой поглаживая бедро Шикамару.
— Да, — подхватила ее Сакура, разворачиваясь ко мне. – Я ведь так и не узнала, чем ты занимаешься.
— Я учусь в школе искусств, я скрипачка. В декабре ожидается концертный отчет в Оперном театре, поэтому, пользуясь случаем, приглашаю вас. Помимо всего прочего, будет замечательный балет от Эдварда Льянга. Могу поручиться за него – он просто гениален! Может быть, мне даже повезет попасть в группу музыкантов, записывающих музыку для его постановки.
— С самого детства я просила маму научить меня играть на пианино, — мечтательно закатила глаза Сакура, острым плечом прижимаясь к плечу Саске.
— Редко какая девушка не мечтает играть на пианино, но мой выбор пал именно на скрипку.
— О да, — улыбнулась Темари, которая в свое время целый год убила на уроки музыки вместе со мной, но потом без тени сожаления бросила занятие, ей не подходившее по духу, и через два месяца всецело погрузилась в изучение актерского ремесла, — Ино утверждает, что пианино способно только радоваться, грустить и печалиться, а скрипка ко всему прочему еще кричит, плачет, истерично смеется и рыдает во весь голос.
Сакура слушала нас с открытым ртом и только изредка бросала внимательные взгляды на Саске, устало привалившегося к мягкой спинке огибавшей стол скамейки. Кажется, он не слышал даже того, что говорил ему Шикамару о новом автомобиле на солнечных батарейках.
В итоге к нам присоединились несговорчивый Неджи и вечно улыбающийся Киба. Оказалось, что Хьюга большой знаток классической музыки, а Киба – ценитель современной обработки всемирно известных сонетов.
— Кстати, Неджи, где Хината?
— Она дома, в городе. Здесь ей не место.
Я усмехнулась:
— Если бы у меня был такой строгий старший брат…
— Твоя мать прожила бы на пару лет дольше, — закончил за меня Саске.
Будто в дешевой комедии, его слова прозвучали в коматозной тишине и еще долго висели в прохладном и чуть влажном осеннем воздухе. Все замерли и переводили настороженные взгляды с меня на Саске. Помнится, великий Лермонтов когда-то погиб по такой же глупой ошибке, так что могло спасти ослепленного собственной гордостью Саске?
Боже, Учиха, неужели ты по дороге растратил все изящество тонкого сарказма? Или ты решил воевать открыто?
Если бы смерть моей матери была тайной, слова Учихи меня, возможно, задели бы, но я знала точную причину, по которой она погибла.
— Саске, — строго осадила его Сакура, — ты перегибаешь палку.
Некстати рассмеявшийся Чоджи Акимичи перевел всеобщее внимание на себя, и от Саске отстали. Наверное, он впервые в жизни был кому-то благодарен. Учиха свободной от бокала с виски рукой расстегнул две верхние пуговицы белоснежной батистовой рубашки и встал с места.
На часах было уже половина первого – нам нужно было возвращаться. Сакура любезно предложила мне поехать вместе с ними: ведь в машине места хватит, а оставлять меня одну ей не хотелось. К тому же, Саске все еще нужно было попросить у меня прощения за оскорбление.
К моему счастью, проводить меня вызвался Неджи, избавив меня от компании вечно хмурого и всеми недовольного Учихи.
Автомобиль у Хьюга был невероятный – дикий и породистый, Роллс Ройс затмил своего предшественника, серо-стального БМВ Х6. Машина, будто хищная огромная птица, несла нас по пустым дорогам, по обеим сторонам которых чернели и густели непроходимые устрашающие леса, высокие макушки елей и сосен упирались в черное, обманчиво-драгоценное небо, усеянное пуговками звезд. За все время, что мы ехали, трасса пустовала.
Неджи смотрел прямо перед собой и ничего не говорил, изредка поглядывал на часы и непонятно чему тихо улыбался. По радио передавали погоду на завтра и обещали обильный дождь до самого вечера, потом по приказанию ведущего запела Sia, томно и грустно моля о любви. Хьюга сбавил скорость до пятидесяти миль и расслабленно откинул голову на сиденье.
— Мне почему-то кажется, ты не просто так на свадьбу приехала. Саске не слишком рад тебя видеть.
Меньше всего мне хотелось, чтобы Хьюга лез в мои дела, но давняя «дружба» и общие интересы не давали мне увиливать от ответов, конечно, можно было бы сказать неправду, но его не просто так назвали гением, и не просто его боялись.
— Меня пригласила тетка. Сама бы я ни за что не сунулась сюда. А что до Саске… — я замолчала и повернула голову, Хьюга сделал тоже самое, и мы встретились взглядами – насмешливыми, холодными, как ночь за окнами Ролс Ройса, — мы с ним никогда не ладили.
Неджи криво усмехнулся, отворачиваясь, и тонкая световая леска от неизвестно зачем поставленного скрюченного фонаря полоснула его по худому бледному лицу, он невольно прикрыл белесые, почти прозрачные глаза и беспомощно заморгал. Еще в раннем детстве у него обнаружились больше проблемы со зрением, и ему приходилось избегать слишком яркого света и слишком густой темноты.
— Эта старая ведьма решила помешать свадьбе? – саркастично протянул Хьюга. – У нее есть на это причины.
Я удивилась:
— Какие причины, кроме той, что Харуно слегка не из круга Учихи? Насколько мне известно, ее мама в прошлом работала моделью, а теперь она – дизайнер ландшафтов. Что не так?
Лес закончился, и взору открылись пустые и голые поля с убранным уже урожаем. Влажная земля, утонувшая во мраке, казалась огромным болотом, у самого горизонта слившимся с черным небом. Безликая луна изредка выглядывала через рванье, отдаленно напоминающее облака, которые весь день терзал сильный ветер.
— Дело в ее отце, — ответил Неджи, немного помедлив. – У него не очень хорошая репутация. Кстати, — он снова повернулся ко мне, и его правая рука легла мне на плечо, — ты совсем не скучала?
Пришлось ненавязчиво указать на кольцо на безымянном пальце, которое, к моему огромному удивлению, никто, кроме Саске, не заметил.
Неджи улыбнулся, но руки не убрал.
— Уверен, это ненадолго.
— Мы шли к этому два года, — я убрала руку Неджи со своего плеча и непонятно почему начала оправдываться. Рядом с Хьюга трудно чувствовать себя в безопасности и уверенности, потому что он мог подвергнуть сомнению даже факт восхождения солнца. Можно ли хотеть, чтобы тебя колебали в твоем выборе, от которого зависело очень многое?
Ехать с ним оказалось очень плохой идеей, но до коттеджа тети Аи было далеко. Начавшийся дождь только усилил мою зависимость от него – гордо вскинуть подбородок и попросить высадить не получится.
— Мы с тобой знакомы уже лет пятнадцать.
— Но ты никогда не делал мне предложения, — возразила я в шутливой форме и очень хотела закончить этот разговор.
Электронные часы на приборной панели отобразили ровно час ночи и на миг затухли, чтобы снова начать отсчет времени. Саске, наверное, уже успел довезти Сакуру и лечь спать на своей кровати. Так почему же мы так медленно ползем, хотя выехали всего на пять минут позже них?
— Во-первых, это поправимо, — отозвался Неджи, — во-вторых, — он повернулся ко мне, — это не шутка.
Здесь веселье мое кончилось, потому что закончилась многолетняя дружба с Хьюга из-за пары глупых слов. О чем он только думал, произнося их? Порой мне кажется, что над этой фразой мужчины вообще никогда не задумываются. И нужно было ему все портить ради удовольствия видеть мое растерянное лицо?
Дорога до дома все не кончалась, а отвечать нужно было – Неджи ждал, когда же я заговорю. Я же ждала, когда в поле зрения мелькнут знакомые ворота, и я смогу сбежать от него.
— Я не знаю никого, кто мог бы лучше знать меня, чем ты, и не знаю никого, кого мог бы изучить лучше, чем тебя, — продолжил Хьюга, толкая меня на ответ.
— Неджи, — деликатно начала я, — прошло два года, и ты мог бы позвонить и напомнить о своем существовании. Мог бы поддержать меня, когда умерла моя мама… но ты вспомнил обо мне, когда я сама явилась в твой дом. Сай все время был рядом.
Хьюга странно усмехнулся, даже горечь скользнула в тоне:
— Значит, ты его любишь?
К тому моменту, когда был задан вопрос, Роллс Ройс уже стоял у ворот и терпеливо дожидался указаний хозяина, мотор глухо ревел, и в ярком свете фар плясал мелкий моросящий дождь, больше напоминавший густой туман. Я отстегнула ремень безопасности, и он с характерным звуком уполз обратно в паз.
— Прости, но это уже не твое дело, — ответила я, закрывая за собой дверь.
Он уехал, когда ворота за мной уже закрылись. Было слышно, как гравий трещит под шинами двухтонного автомобиля. В свежем воздухе даже пахло его разочарованием.
Полусонная служанка, завернутая в шелковый халат с изящным росчерком дракона на спине, открыла дверь и проводила до комнаты, в которой меня дожидалась уже раскрытая кровать и холодный, обещающий спокойный сон воздух. Она быстро скрылась за дверью, и я устало присела в глубокое кресло. Сегодняшний день остался тупой мигренью в висках и ни одним светлым мгновением.
***
Холодное небо над головой, и под ногами – только тьма. Там, впереди – слабый огонек, ведущий меня.
Я иду. Медленно, взвешивая каждый шаг.
Потом поднимается ветер, и черные тучи сгущаясь, поедают этот крошечный мир.
Маленький огонек исчезает, и остается только мрак.
Одна…
Сердце стучит так громко, что в такт ему дрожит грудная клетка. Страх комком ворочается на дне желудка и ранит, ранит.
Следующий шаг я сделать уже не успеваю.
***
Утро ворвалось в мою комнату живой беседой двух служанок, убирающихся в коридоре. Видимо, забывшись, они перешли на очень волнующую их тему – женитьбу Саске – и очень грубо прервали мой сон.
Его я не помнила, как не запоминала их с самого детства, но он остался со мной холодом у самого основания сердца. Смутные и неприятные чувства чего-то потерянного расхаживали со мной, пока я принимала душ, переодевалась и даже когда спускалась по парадной лестнице в гостиную на завтрак.
При виде меня служанки сразу замолчали, будто минуту назад сплетничали именно обо мне, и, потупившись, быстро удалились из пустой гостиной, залитой утренним ярким солнцем мокрого сентября. К моему огромному удивлению, за столом сидела не только тетя, но и немного смущенная Сакура.
Увидев меня, она встала с места и дружелюбно обняла.
— Сакура пришла, чтобы принести извинения за вчерашнюю выходку Саске, — прокомментировала ее приход тетя, приказывая служанке принести чай для меня и нежнейшие французские круассаны, приготовленные ее личным шеф-поваром, привезенным ею из Франции. – Я все знаю.
— Да, — подхватила ее Харуно, заливаясь краской стыда, — мне очень жаль, что вчера я не заступилась за тебя перед Саске… просто у него был очень сложный день, и он…
— Все в порядке, — успокоила я, — я знаю его уже достаточное количество времени, чтобы выучить. Кстати, — обратилась я уже к тете, усаживаясь на свое место – напротив Харуно, — вчера, уже после того, как я поговорила с вами, звонила ассистентка Эдварда Льянга и сказала, что ему нужны музыканты для записи трех сонетов для новой его постановки. Меня пригласили!
Сакура красноречиво не отреагировала, но сделала вид, будто поняла все то, что я сказала. Тетя растерянно улыбнулась, и я окончательно убедилась в том, что разговаривать об искусстве стоит только в стенах школы.
— Сакура здесь, чтобы предложить тебе поехать вместе с ней в город, выбрать аксессуары и забрать доставленные прямо из Голландии цветы для украшения главного зала.
Нужно ли говорить, что для меня это отличный шанс узнать врага лучше? И стоит ли представлять досаду Саске, когда он узнает, с кем сдружилась его любовь?..
***
Погода на дворе стояла действительно осенняя: от ясного голубого неба и яркого, но холодного солнца, изнутри подсвечивающего желтые и красные листья деревьев, до ночных луж, по которым быстро стучал мелкий дождь. Коттеджный поселок в объятьях сентября был похож на сказочный яркий парк посреди серого бетонного города. Когда мы с Сакурой выбрались из широкой атрии, у ворот нас уже ждал водитель. Она глубоко вздохнула и зажмурилась, наслаждаясь прекрасным осенним утром.
Короткое пальто нежно-голубого цвета выгодно оттеняло ее милую красоту, больше напоминающую беззаботную юную весну, чем злую суровую зиму или горячее, жаркое лето. Неуловимое очарование, скользившее в ней, притягивало, как нежный цветок притягивает взгляды. Да, Сакура была нежнейшим цветком лилии, омытой святым дождем.
Не сказать, чтобы она мне нравилась, но отвращения не вызывала. Пользы ее ненавидеть у меня не было, как не было смысла принимать ее сторону. С самой первой встречи она показалась мне чуть скованной и зажатой, но точно не коварной интриганкой. Быть может, тетя напрасно травит ее любовь, делая при этом несчастнее и самого Саске?
Для прогулки по городу тетя одолжила свой представительский Майбах, приобретенный ею по случаю своего сорокапятилетия. Породистый Мерседес внутри пах холодной кожей и кислым ароматом легкого мужского парфюма, Пятый Каприз Паганини подчинил своему бешеному ритму поселок, скрывшийся за тонированным окном автомобиля, потом салон заполнили божественные звуки Арии Кавардосси, нотами дыша поздней осенью и вечерней печалью.
Сакура всю дорогу вяло рассказывала о магазинах, в которых должна побывать, и при этом недовольно прикрывала глаза и запрокидывала голову. Видимо, ее мучала головная боль. Или ее тошнило? Уж не беременна ли она от моего дорогого кузена?
Я неохотно ее слушала и даже не переспрашивала, хотя бы внешне делая вид, будто мне интересно, и Харуно вскоре прекратила рассказ и безмолвно уставилась в окно, за которым начинали появляться одинокие многоэтажки, недостроенные здания, оторванные от остального города виллы и коттеджи, оптовые базы, от пола до потолка набитые коробками товаров на все случаи жизни – от свадьбы до похорон. Еще через десять минут перед нами раскрылся, будто утренняя роза, сам Чикаго, купающийся в нежных лучах утреннего солнца, видели полусонный Мичиган, неохотно поддающийся слабому ветру, нагоняющему унылые волны.
Сеть фешенебельных бутиков от самых известных в мире кутюрье от великолепной Шанель до неподражаемого Лабутена тянулась вдоль Мичиган-авеню. Сакура прилипла к стеклу и восторженно следила за тем, как медленно расхаживают по улице модели, звезды и их звездные дети, как сумасшедшими бегают по дорогам полусонные ассистенты акул-бизнеса, неся в руках драгоценные отчеты о работе и стаканы с двойным экспрессо. До самой Оук-стрит нас ждали невероятные платья, туфли, бриллианты, жемчуга.
Водитель припарковался около Банана Репаблик – магазина модной одежды, в котором можно было потерять голову от окружающего шика.
Несмотря на то, что учеба занимала две трети моего свободного времени и всей жизни в целом, Великолепную милю я знала наизусть. И знали здесь меня. По большей части потому, что коллекции модного дома, возглавляемого моим отцом, здесь пользовались бешеным успехом.
Среди огромного количества одежды располагались небольшие островки с очень изящными украшениями – браслетами, нитками жемчуга и маленькими, будто на детские пальчики, кольцами с большими бриллиантами. И после часа раздумий Сакура выбрала тонкую цепочку из белого золота с аккуратным кулоном в виде слезы из чистого, прозрачного бриллианта. Позже, уже в салоне свадебных украшений, мы взяли белоснежные шелковые перчатки седьмого размера, длинную прозрачную фату, украшенную розовыми цветами, кремовые закрытые туфли-лодочки на высоком каблуке и прелестный клатч от Луи Витона.
Следом за нами уходил за горизонт влажный, но теплый сентябрьский вторник под ярким небосводом. Под тяжелым навесом затянувшегося молчания мы вышли из магазина и сели на заднее сиденье Майбаха, покорно ждавшего нас, по меньшей мере, два часа.
До открытия цветочного салона оставалось еще добрых полтора часа, и скоротать время мы решили в уютной кафешке на углу, в которой очень уютно себя чувствовала ТенТен. Внутренним убранством оно очень напоминало деревенские веранды и прихожие с плетеными стульями, деревянными столами и тусклыми бра на темно-зеленых стенах. Кантри-стиль располагал к приятному расслаблению и теплой беседе.
У самых дверей нас встретил улыбающийся официант и проводил до свободного столика в самом сердце курящей зоны. Последующие девяносто минут милой болтовни мы вдыхали густые клочья дыма, извивающегося возле нас парами мороза ранним утром. Я положила сумку на сиденье рядом, Сакура села напротив меня и заказала ванильное мороженое с шоколадной крошкой и свежий каппучино с изящной розой из пенки; я ограничилась зеленым чаем с ароматом жасмина.
Несколько минут, показавшихся особенно долгими, Сакура молчала и, казалось, продолжала смаковать свое счастье, пока я безмолвно изучала картины с могучими, но одинокими полями, яркими солнышками подсолнухов, жадно ловящих свет, мирными озерами с лебедями на гладких своих зеркалах. Потом Сакура как-то резко переменилась в лице и задумчиво посмотрела на меня. Она хотела начать серьезный разговор, но не могла собраться с силами и принять правду, скорее всего, неприятную для нее и самое страшное – для меня.
— Я тебя слушаю, — подтолкнула я ее, принимая совершенно беззаботный вид.
Я уже наперед знала, что она хочет от меня узнать, и каковой будет ее реакция на мои слова. Можно было пожалеть бедняжку и скрыть половину из фактов, но тетушка обещала мне отдать потерянный мамой фамильный толстый браслет из платины с выгравированным именем первой женщины Яманако. Смею предположить, что мама его не потеряла, а лишилась, порвав с отцом.
— Я знаю Саске не так давно, как ты, — начала Харуно, нервно теребя в руках темно-зеленую фирменную салфетку кафе, — но он покорил меня с первой минуты нашего знакомства.
Познакомились они в клубе, точно. Вообще, в клубах мало что невозможно скрыть под рваную музыку и моргающий свет, уничтожающий зрение, поэтому ее заблуждение относительно Учихи можно простить.
— Но с твоим появлением…
…С моим появлением, дорогая, ты увидела настоящего Саске – грубого, бездушного и совсем невоспитанного эгоист.
— … он изменился – стал грубее, молчаливее. Теперь он часами смотрит в окно и думает о чем-то, почти не разговаривает со мной, даже свадьба стала интересовать его меньше. Я волнуюсь за него, — почти шепотом добавила Сакура и замолчала, пока официант ставил на стол заказанное мороженое, капучино и зеленый чай, затопивший нас в непередаваемом аромате свежесорванного жасмина. – Может, ты откроешь мне правду?
Нужно было собрать всю волю и подавить ехидные смешки на каждое слово Харуно. Разве можно в восемнадцать лет оставаться настолько глупой и наивной? И неужели возможно отыскать оправдание ее поведению – немыслимому для общества, в которое намеревалась входить?
И только не говорите, что она считает Саске разговорчивым и улыбчивым парнем, которого не страшно представить родителям. Моя мама в свое время всегда сторонилась семью Учих, мотивируя свою к ним неприязнь их выходившим за рамки высокомерием, впрочем, о высокомерии ей, известной на весь мир прима-балерине, было ли не знать все? Единственного, кого она любила и искренне уважала, был Итачи. Именно старший брат Саске, еще с детства отличавшийся мудростью и пониманием, не свойственным его сверстникам, смог покорить сердце моей матери, и до самого последнего года своей жизни она отправляла на Рождество ему подарки и в ответ получала маленькие конверты со словами благодарности. Она говорила, что в нем доживали свой век преданность и жертвенность.
— С первого взгляда я разглядела в тебе тонкую душу, — начала я, смотря Сакуре прямо в глаза, — поэтому я не хочу, чтобы ты страдала, как Карин.
О доброй сотне остальных девиц, оставленных им прямо в остывающей постели, я промолчала.
— Неужели она до сих пор по нему скучает? – наивно спросила Сакура.
О Господи. Не будь ситуация столь щекотливой, я бы пустила пару острот, но договоренность с тетей не оставляла шансов моей мстительной, циничной и довольно жестокой натуре.
— Сакура, Саске никогда не рассказывал тебе, почему Карин перестала появляться на людях? Почему перестала общаться со своими друзьями?
К делу я решила подойти издалека, и только намеками. Стоит сразу пугать птичку? И разве можно отказать себе в удовольствии растянуть блаженные мгновения уничтожения любых попыток Саске почувствовать себя счастливым?
— Нет, — неуверенно ответила Харуно, отложив в сторону изрядно потрепанную темно-зеленую салфетку. Глаза ее, матовые и печальные, слезились. Сама Сакура напряглась и превратилась в туго натянутую тетиву лука.
Вы знаете, если натянуть тетиву еще туже и не отпустить, она порвется и заодно причинит большую боль лучнику?
Палка о двух концах.
Если вывести Харуно из себя резко, неизвестно, останусь ли в безопасности я.
— Но мне кажется, что она до сих пор к нему неравнодушна…
Я рассмеялась, запрокинув голову.
— Сакура, — подавив улыбку, я посмотрела на нее с примесью жалости и легкого презрения и очень оскорбила ее, — он бросил ее, а потом, когда узнал о беременности, почти за волосы потащил ее к гинекологу. Знаешь, она ведь чуть не умерла от кровотечения и, уверяю тебя, навсегда лишилась шанса снова забеременеть. Теперь она пьет антидепрессанты и даже не открывает окна, чтобы проветрить комнату, из которой не вылезает.
Она вцепилась в узкие края стола, сдерживаясь из последних сил, и сдавленно прохрипела, будто захлебнулась. Ее глаза смотрела прямо на меня, и в них дрожала безграничная печаль, даже не ненависть к Саске, к его мерзкому, по ее мнению, поступку, а к тому, что позволила себе так глубоко в нем ошибиться.
Она схватилась за голову и застонала, как при дикой мигрени. Синие губы ловили катившиеся по щекам слезы. Она была разбита.
Молодой официант, заволновавшись, подбежал к нам и, пригнувшись, спросил у Сакуры:
— Мисс, с вами все в порядке?
— О да, — ответила я за нее и мило улыбнулась очаровательному работнику кафе, прочитав при этом его имя на пейджике, — Луи, вы не могли бы принести две таблетки пенталгина и счет?
Он коротко кивнул и исчез за барной стойкой.
Не знаю, что чувствовала в этот момент Сакура – боль, разочарование, страх за себя в будущем или неугомонную печаль, но выглядела она довольно жалко. Расплатившись с официантом и подкинув пару купюр на чай, я осторожно вывела плачущую Сакуру из кафе и бережно усадила ее на заднее сидень Майбаха. Водитель хотел было поинтересоваться, что с ней, но поймал мой злой взгляд в зеркале заднего вида и тут же отбросил затею. Получив приказ ехать в цветочный салон, он завел автомобиль и тронулся с места парковки.
Рыдания Сакуры подстрекались печальными нотами Эльфийской ночи Вивальди, и когда мелодия дотронулась до ее сердца, она вконец раскисла и громко, будто дитя, всхлипнула, уткнувшись мокрым лбом мне в плечо.
Раз вызвалась помогать, придется идти до конца.
Я развернулась к ней, насколько позволяло сидячее положение, и обняла. Это было меньшее, что я могла сделать для нее сейчас.
Она отстранилась, начала тереть влажные глаза рукавом легкой кофточки, зашмыгала носом и – успокоилась. Таблетка вовсе не понадобилась.
Я не фетишистка, что бы вы ни подумали. Я не люблю мучить людей, причинять им боль. Я просто хочу обратно браслет матери и вернуть Саске то, что он выплюнул мне в лицо два года назад…
— П-почему он убил собственного ребенка?.. – выдохнула Сакура, пряча покрасневшее, влажное лицо в маленьких белесых ладошках, совсем как маленькая девочка.
— Потому что ему не нужны дети от таких, как Карин. Ему в принципе на нее все равно.
Она всхлипнула. И если бы была уверена в его любви, никогда не заплакала бы.
Значит, червь сомнения шевелился в ней уже давно?
Если бы я могла, я бы искренне пожалела бедняжку.
Миранда нашла меня у картины Айвазовского – на нем могучее и взволнованное море роняет волны на маленькое суденышко, опрокидывая его, хватая людей и таща в свою глубь, беспощадно и жестоко. Ее осторожное обращение вырвало меня из раздумий:
— Мисс Яманако ждет вас в своей комнате через десять минут. Она просила не опаздывать.
С неохотой отпуская живописную галерею, заполненную немыслимой красоты картинами, статуэтками и оригинальными рукописями известных авторов восемнадцатого и девятнадцатого столетий – на самом видном месте в стеклянном футляре хранились экземпляры черновых работ сестер Бронте, Джейн Остин и даже самой Жорж Сант – я решила не тянуть с временем и сразу же отправилась к ней в комнату.
Саске не было – он обедал у Хьюг со вчерашнего утра и вряд ли собирался обратно в ближайшие два дня, поэтому времяпровождение в поместье тети проходило мирно, без скандалов и разборок.
Тетя сидела на диване и с интересом следила за тем, как по другую сторону экрана телевизора молодой спасатель из береговой охраны методом «рот в рот» пытается вернуть к жизни умирающую женщину. Под конец, уже разозлившись, он начинает остервенело бить ее по груди, и – вуаля – она начинает глубоко дышать, не забывая выплевывать воду.
Завидев меня, тетя отключила телевизор и пригласила присоединиться ней. Когда я села рядом с ней, она достала вытянутую бархатную черную коробку и с загадочной улыбкой раскрыла ее.
То, что лежало в ней, было больше, чем просто произведение искусства. То было само воплощение эпохи, вся грация и изящество высшего света позапрошлого столетия. Тонкий браслет из сплава белого и желтого золота в обрамлении россыпи маленьких бриллиантов.
По закону и строжайшему наказу нашей далекой родственницы, браслет переходил от матери к дочери. Отец мой женился раньше, чем тетя Микото вышла замуж, поэтому реликвия попала в руки моей матери, а с ее смертью – обратно к бездетной тете Аи. Ее сестра, старая вдова без потомства, Минако, даже не интересовалась судьбой важного для семьи предмета, поэтому следующей обладательницей должна была стать Сакура – первая невеста семьи Учиха. У Итачи жены не было. И чтобы вернуть браслет в нашу семью, как вы уже догадались, мне всего-навсего нужно расстроить свадьбу.
Это я поняла прежде, чем тетя Аи начала свой рассказ. А под конец разговора в голове моей сконструировался четкий и вполне логичный план.
От тети я вышла уже заинтересованная в разрыве Саске и Сакуры.