Dream On, Dreamer
Название: Яркие будни Персиваля Грейвса
Автор: Люси
Бета: нет
Жанр: драма, фантастика
Рейтинг: Р
Персонажи: Грейвс/Криденс, Гриндевальд/Криденс в прошлом. Оч много ОМП и ОЖП
Предупреждение: наверняка ООС, АУ, нецензурная лексика. Насилие, майнд-контрол и прочие неприятные вещи.
От автора: в судебной системе США я очень плохо шарю, поэтому не судите строго.
Глава 1
читать дальшеПерсиваль Грейвс отлеживал свой потом и кровью заработанный больничный отпуск, с головой зарывшись в бумаги: отчеты, доклады, жалобы (их было больше всего), записки от сотрудников с пожеланиями скорейшего выздоровления и письма от тех, кого он называл информаторами. Его секретарь, пятидесятилетняя ведьма по имени Мелоди, очень громко возмущалась молодыми колдомедиками в коротких белых халатиках, каждые пять минут проверявшими здоровье пережившего опаснейшие травмы дорогого всей Америке Главы департамента защиты магического правопорядка, чем сильно его бесила.
Еще его неимоверно раздражало то, что из-за своей должности и всеобщей народной любви больничная палата превратилась в гребанную оранжерею, и от убийственной смеси цветочных запахов – роз, лилий, ромашек, гвоздик и каких-то трав, от которой пухла голова. К тому же, мерзкий декабрьский сквозняк вместо того, чтобы отогнать удушливую вонь, только морозил спину.
И на языке по-прежнему чувствовался преотвратнейший привкус костероста. Лекарство помогало очень неохотно, и пришлось признать, что в сорок ребра срастаются не так резво, как в шестнадцать от удара бладжером в бок.
В общем, утро двадцатого декабря для мистера Грейвса, мягко говоря, не выдалось. Как предыдущие десять. А если точнее, его жизнь последние полгода превратились в сущий кошмар: сначала физически увечили, наложили сильное заклятье, держали в каком-то затхлом влажном подвале (и он, ко всему прочему, отхватил пневмонию и почти умер) и под его личиной чуть не устроили войну между магами и не-магами, и теперь держали в Центральном Госпитале и пичкали горой таблеток.
Мелоди дождалась, когда уйдет очередная хихикающая медсестра, и протянула ему свежий приказ от Президента. Грейвс посмотрел на печатные официальные строки и нахмурился, хотя, казалось бы, куда сильнее.
Госпожа Президент настоятельно рекомендовала ему заканчивать больничный отпуск и возвращаться к работе, потому что со дня на день должно было начаться судебное заседание против Криденса Бэрбоуна, обвинявшегося в нарушении Конституции магической Америки, Закона о секретности, в убийстве двух не-магов, сговоре с Гриндевальдом, укрывательстве его и терроризме. Подробностями его, конечно, не побаловали, только сухо доложили суть дела.
Грейвс даже присвистнул тихонько. Список получился внушительным, и то, что парня не прикончили сразу, означало, что все не так просто и не все тайны раскрыты, с чем и должен был разобраться Грейвс.
- Стоп. А Бэрбоун разве не умер шестого числа?
- Да, все это видели, - ответила Мелоди, - но его нашли в Портленде. Видимо, пытался перебраться в Европу. Наверное, его спасла магия. Природу обскуров никто никогда не изучал, мистер Грейвс.
Мерлин, вот что значит, лежать в больнице и пялиться в потолок, вместо того, чтобы нормально просматривать отчеты своих сотрудников. Они, видимо, могли оказаться полезными.
Он уже представлял, как нацепит на плечи привычное пальто, вольется в рабочий процесс и по маленьким кусочкам начнет складывать большую картину, как одну за другой раскроет тайны, восстановит события по минутам, и по рукам даже мурашки от удовольствия пробежали.
Грейвс посмотрел на настенные часы и отложил кипу бумаг, покоившуюся у него на коленях: время было раннее, он еще успевал в штаб-квартиру. Распорядившись, чтобы Мелоди позвала дежурного целителя, он принялся быстро переодеваться в гражданскую одежду, ибо форма ни на что не годилась. К счастью, личный секретарь работала с ним на протяжении шести последних лет и наизусть знала предпочтения своего босса, поэтому костюм выбрала вполне приличный.
- Мистер Грейвс, - вошедший целитель, старичок лет ста, смотрел с неодобрением, - вам нужны покой и тишина. Вы пережили…
- Да-да, - Грейвс перебил его, - я в порядке, честное слово. Мне некогда тут засиживаться, сами понимаете.
Он многозначительно посмотрел на колдомедика.
События двухнедельной давности здорово всполошили всю Америку, и не сыграть на этом было глупо. Персиваль Грейвс был одним из немногих, кто действительно мог вернуть порядок на улицы Нью-Йорка и защитить волшебников от угрозы разоблачения.
- Подождите, я выпишу вам рецепт на некоторые лекарства, которые помогут вам восстановить свое здоровье. А еще загляните к Эсмеральде и возьмите настой корня мандагоры. Должно хватить на месяц-другой.
Грейвс кивнул: хорошо, док, все сделаю.
Мелоди собрала все отчеты и спрятала их в зачарованную дамскую сумочку, засеменила за боссом. Сам Грейвс был очень рад покинуть госпитальную палату и вернуться, наконец, к нормальной жизни, наполненной ежедневной рутиной Главы департамента.
Коротко попрощавшись с сестрой на дежурном посту и забрав рецепт и лекарство, Грейвс остановился на крыльце больницы и окинул припорошенную снегом полупустую улицу внимательным взглядом.
Впервые за шесть месяцев он почувствовал себя живым.
***
В штаб-квартире МАКУСА творился полный беспредел: стоял жуткий гул и, казалось, все сотрудники разом хлынули в главный холл и обеспокоенно бегали туда-сюда. Грейвс на секунду замер на входе и поправил взмокшие от дождя волосы – он решил не аппарировать из Госпиталя, а пройтись пешком и проветрить голову, благо идти было минут пятнадцать, но начался снегопад с ветром, и прическа слегка подпортилась.
Сквозь толпу к нему направлялась Агапи, в руках держала увесистую папку, набитую бумажками. При виде начальника она сдержанно улыбнулась и поспешила проводить его в кабинет к Президенту.
- Все в полном замешательстве, мистер Грейвс. Госпожа Президент который день не выходит из кабинета, постоянно собирает советы и даже запретила каминную сеть. Вчера нескольких сотрудников Департамента международных отношений обвинили в государственной измене и взяли под стражу. Ходят слухи, они помогали Гриндевальду.
Грейвс слушал ее в пол-уха и даже не делал вид, будто ему интересна ее болтовня, все равно он услышит правду из первых уст. Отправив молодого автора по делам, он деликатно постучался в темные двери личного кабинета Серафины, но не стал дожидаться приглашения и прошел внутрь.
Президент стояла к нему спиной, но обернулась на звук. По всей видимости, она бесцельно смотрела в окно и пыталась собраться с мыслями, когда все вокруг летело в тартарары. Грейвс даже удивился, когда ему дали возможность восстановиться в такой сложный для Конгресса и всех волшебников момент, а не сразу кинули в пекло. Но небольшой отдых в Госпитале и надлежащий уход сделали свое дело – он чувствовал себя готовым к работе.
Серафина с ним всегда была предельно честной, вот и сегодня юлить не стала:
- Все плохо.
- Я догадался.
- Все очень плохо, - она решила уточнить, - ты обязан во всем этом разобраться. Гриндевальда уже передали в Европу, там его и будут судить. А нам осталось разобраться с тем, что он натворил. Дело над Бэрбоуном будут рассматривать в Верховном суде. Слишком все серьезно, Грейвс.
Новости оказались, конечно, дурные. Стоило ликвидировать его, Грейвса, как начались хаос и помешательство.
- Не могу поверить, что вы не заметили подмены.
Он решил начать с самого главного. Этот вопрос мучил его все полгода, и он даже не надеялся на ответ – сам факт того, что он озвучил его, здорово помог успокоиться.
Президент поджала губы.
- Ты всегда молчишь, он тоже молчал, - как бы упрекая и оправдываясь, - как ты теперь понял, мы за своими сотрудниками не следим.
- А зря.
- Зря, - она согласилась, - мы это уже исправили.
Немного помолчав, он уточнил:
- Что, все время молчал?
- Да. И смотрел недобро.
Он фыркнул.
Очень похоже на МАКУСА. Такая безалаберность, Мерлин великий, при реальной угрозе была вещью недопустимой, зато после катастрофы все ринулись ужесточать законы и порядки.
- Хорошо. В понедельник приступлю к работе. Сегодня я бы хотел уточнить, что ты сама думаешь насчет мальчишки Бэрбоуна. Какие у него шансы.
Почему сразу его не хлопнули, когда обнаружили у границы, как сделали это в первый раз, под землей, он спрашивать не стал. Задавать компрометирующие вопросы начальству в кризис очень глупо.
Серафина, устав смотреть на снежно-белый Нью-Йорк, села в кресло и устало прикрыла глаза. Грейвс с места не сдвинулся, только повернулся к ней, чтобы видеть ее лицо.
- Практически никаких. Ему светит смертная казнь. Законы очень суровы, да ты и сам знаешь.
- Зачем тогда я? – Удивился Грейвс. - Он ведь виноват.
- Виноват, - кивнула Президент, - разнес полгорода, убил двух не-магов, поставил под угрозу всех нас, чуть не спровоцировал второй Салем, Мерлин его дери, но обстоятельства таковы, что можно будет смягчить наказание. Мы приставили к нему юриста, но все пока безрезультатно, парень не идет на контакт. И вообще. Все в ужасе, еще никогда мы не были так близки к полному разоблачению. Накануне было решено ужесточить наказание за использование магии в присутствии не-магов и использовании магии несовершеннолетними. Готовится законопроект о запрете использования беспалочковой магии.
Грейвс подумал, что это не лучшая тактика, особенно когда под боком происходят революции, и уставшие прятаться маги идут в открытую против не-магов. Все чаще звучат призывы не прятаться и не прятать свою силу, и эти мысли были популярны среди волшебников, что не удивительно. С другой стороны, напуганные не-маги впадают в маразм и начинают искать ведьм среди своих – отличный политический ход, между прочим. Обвиняя в колдовстве, можно будет легко избавляться от ненужных людей.
- Хорошо, я все понял. Пойду поговорю с юристом Бэрбоуна.
Было непривычно расхаживать на рабочем месте в гражданской одежде и не вселять в сотрудников леденящий ужас, а видеть на их лицах сочувствие и унизительную, бесящую жалость. Грейвс спустился на лифте до третьего этажа и нырнул в узкий и почему-то темный коридор. Зато пустой – сюда мало кто захаживал, кроме тех, кто непосредственно здесь трудился. Естественно, занятые бумажной работой юристы не часто покидали собственные кабинеты.
Мистер Меркури нашелся в своем кресле, с головой погруженным в чтение ежедневной газеты. Грейвс решил не вызывать его к себе, а самому наведаться в гости. Во-первых, при знакомстве с человеком не хотел Грейвс тыкать в свое превосходство и высокую должность, во-вторых, решил попытаться втереться Меркури в доверие.
- Мистер Грейвс! – Распознав в своем неожиданном посетителе Главу Департамента, Меркури вскочил на ноги и широко, заискивающе заулыбался. – Какое счастье, что вы вернулись. Теперь волшебники и волшебницы Америки могут спать спокойно.
У Грейвса аж сахар в крови поднялся от его слащавого тона. Скрежетнув зубами, он выдавил из себя ответную улыбку, но она получилась кривой. Терпеть не мог подлиз, с самого детства так.
- Я тоже безмерно рад, - почти не соврал Грейвс, - вернуться к работе. Я к вам по делу, кстати. Слышал, вы и есть юрист, представляющий интерес мистера Бэрбоуна.
Меркури на его последние слова закатил глаза, мол, какой там представляющий интересы.
- Да, что вам нужно?
- Все, - очень просто ответил Грейвс и занял стул напротив Меркури, не спрашивая разрешения, - с самого начала.
Мистер Меркури улыбаться перестал, начал суетливо поправлять золотистые перышки в держателях, потом руки его переместились на газету и теперь мучили ее.
- Так нечего рассказывать, мистер Грейвс, Бэрбоун не идет на контакт. Ничего не говорит. Первое время вообще сидел все время, забившись в угол, и отказывался от еды.
- Воспоминания?
- Не дался, - Меркури пожал плечами.
Грейвс недовольно сжал губы. Эффективность судебной системы, конечно, поражала: они не просто не добрались до правды, они даже разговорить подозреваемого не смогли.
- Я бы хотел поговорить с ним лично.
Грейвс встал с места, направился к дверям. Меркури часто и мелко закивал, и его маленькие серые глаза льстиво заблестели.
- Конечно. Позвольте проводить вас.
Лифт спустил их до цокольного этажа, а дальше им пришлось спускаться в подвал самостоятельно. Лестница пряталась за старой картиной с изображением зимних не-магических зайцев. Меркури отодвинул тяжелую деревянную раму, и они нырнули в открывшийся проем в стене.
Они оказались в черном узком коридоре. Постовой проверил их документы и пропустил дальше. У поста охранника Меркури повернул обратно, а Грейвс доложил о цели визита и был проведен в камеру к Бэрбоуну Криденсу. За то время, что они шли, охранник успел поделиться впечатлениями о парне и не мог назвать их положительными. Было в нем что-то темное и пугающее, несмотря на то, что мальчик сам бы пуганым до невозможности: заикался, боялся посмотреть в глаза, уклонялся от любого вида контакта и первое время только и делал, что горько плакал. Правда, старался бесшумно.
Грейвс смотрел на темную мужскую фигуру через зачарованные решетки. Здесь не было окон, и единственным источником света был Люмос, которым они освещали себе дорогу. Он протянул руку вперед, попытавшись выхватить из темноты хоть кусочек чужого лица, но заключенный Криденс дернулся и нырнул глубже в тень. Головы он не поднимал, даже на голос аврора не реагировал.
Но когда заговорил Грейвс поблагодарил дежурного и попросил открыть камеру, Бэрбоун напрягся, подобрался и вперился немигающим взглядом ему в лицо.
Когда аврор вернулся на пост, Грейвс произнес короткое «Нокс», но палочку убирать не стал. Он не планировал задерживаться в подвале надолго, потому что официально приступал к обязанностям с понедельника. Тем не менее, он уже знал, что разговорить Криденса будет делом непростым.
- Не возражаешь? – Отдав дань приличиям, Грейвс прикрыл за собой решетчатую дверь, но вглубь проходить не стал. Ему не ответили, но очень внимательно слушали, на миг показалось, будто ловили каждое слово. Глава департамента протянул раскрытую ладонь с покоившейся на ней палочкой и спросил разрешения: - Можно?
Ему опять не ответили, и он принял молчание за согласие, заставил кончик палочки слегка засветиться и разогнать мрак. С некоторых пор он чувствовал себя крайне уязвимо в темноте.
Вопреки ожиданиям, Бэрбоун не ринулся в противоположную от света сторону, наоборот, вытянул шею и во все глаза смотрел на Грейвса. Взгляд у него был взволнованным, неверящим, потерянным… много чего мистер Грейвс успел разглядеть, прежде чем мальчик напротив вскочил на ноги, но приближаться побоялся, так и замер на месте, открыв рот.
- Вы!.. Но как?..
Грейвс успел получить от Президента быстрый пересказ последних событий. Конечно, в душе он бесился от того, что Гриндевальд расхаживал по городу с его внешностью и вводил запуганных юношей в заблуждение. Его вины в этом не было. Грейвс отчетливо понимал, что они оба оказались жертвами чужой манипуляции, но все равно почувствовал себя неуютно.
- Криденс. Можно называть тебя по имени? – Парень кивнул. – Хорошо. Тот человек, который обманывал тебя – задержан, он в Европе. И его будут судить.
Бэрбоун сдвинул брови, но ничего не сказал – переваривал услышанное, видимо. Грейвс бы хотел втянуть его в диалог и выпытать хоть что-нибудь, но напирать не стал. Давал парню время привыкнуть к новому формату их… отношений.
- Я никогда не хотел врать тебе или манипулировать тобой, это все Гриндевальд. Я сам, если ты не знаешь, около полугода провалялся в темноте и холоде под непростительным заклятьем. Непростительные заклятья, Криденс…
- Я знаю, - Бэрбоун перебил его. Он был похож на ученика, очень хорошо подготовившегося к уроку и спешившего поделиться своими знаниями, но опомнился и боязливо опустил голову. Приготовившись к удару, видимо, - п-простите.
- Все в порядке. Не стоит попусту извиняться. Ты не возражаешь? – Грейвс решил, что момент первого знакомства прошел вполне успешно. Так осторожничать с подозреваемыми не в его стиле, но с недавних пор он пересматривал свои взгляды на жизнь, особенно в больнице, где, кроме рефлексий, заняться было нечем.
Криденс последней его фразы не понял, поэтому пришлось уточнить:
- Ты не против, если я присяду? – Грейвс кивком указал на прибитую к влажно поблескивающей стене койку и чуть не засмеялся от того, каким удивленным стало лицо Криденса.
Мерлин знает, когда у него в последний раз спрашивали разрешения на что-либо.
Криденс кивнул, и только потом Грейвс позволил себе сесть. Оценить обстановку, состояние самого парня: он выглядел потрепанным, бесконечно усталым, тусклым и серым, как прибитая пыль. Тюремная мантия висела в плечах и открывала мертвенно-белые плечи. Грязные волосы спутались в клоки. Грейвз помимо воли начал его жалеть.
Положение парня тоже было весьма печальным – не смертная казнь, так пожизненное заключение. Ну как такое допустить?
- Скоро я должен буду уйти, но прежде скажу: мы доберемся до правды, и я хочу, чтобы ты нам в этом помог. Человек, которому ты доверял, пользовался тобой и твоей беспомощностью в корыстных целях, и мы докажем твою невиновность.
- Уйти?.. – Эхом отозвался Криденс, еле шевеля губами. Он нервно переминался с ноги на ногу и ежился, потому что здесь было, черт возьми, чудовищно холодно, Грейвс твердо решил приказать аврорам поделиться с парнем теплыми одеялами. – П-пожалуйста. Не уходите.
- Я еще вернусь.
Но Криденс не услышал его последних слов или нарочно пропустил мимо ушей, он рухнул перед Грейвсом на колени и с мольбой посмотрел в глаза.
- Позвольте. Прошу.
Грейвс нервно дернулся. Сначала проверил, действительно ли пуст коридор, потом опустил взгляд, но увидел только темную взлохмаченную макушку – Криденс держал голову низко опущенной, практически сидя у его ног.
Неприятные ощущения сдавили грудь, но Грейвс не торопился поднимать его или уговаривать не глупить. Еще от него ждали разрешения.
На что – Мерлин его знает. Озноб прошел по позвоночнику, но был списан на холод внутри камеры. Грейвс хрипло согласился. Голос и самообладание его подвели.
Первые минуты ничего такого не происходило, и Грейвс напряженно ждал, что же взбрело в голову Криденсу, потом почувствовал легкое прикосновение к руке.
Криденс сначала коснулся его, потом замер, проверяя реакцию. Не получил удара – повторил.
Грейвс ничего конкретного по этому поводу почувствовать не успел, только безграничное удивление. Он ожидал немного другой реакции от Криденса – неприязни, обиды, подозрительности, но уж точно не болезненной привязанности, пусть юноша и понимал, что перед ним совсем другой человек.
Через секунду все прекратилось. Криденс поднялся на ноги, отошел к противоположной стене и отвернулся, чтобы не видеть, какими глазами на него смотрел Грейвс.
Боялся прочесть в них отвращение? насмешку? В любом случае, Грейвс и не думал о таком.
2 глава в черновом варианте
читать дальше
Предупреждение к главе: физическое и эмоциональное насилие над несовершеннолетним, манипуляции и майнд-контрол, нецензурная лексика. Я хз сколько по канону Криденсу лет, в википедии написано, что не меньше 18, от этого и пляшу. Поэтому underage в предупреждениях не ставлю. Но на будущее предупреждаю.
Мужчину в дорогом костюме и идеально-ровной спиной в первый раз Криденс увидел в позапрошлом году перед самым Рождеством. Он стоял около магазина с мужской одеждой и раздавал листовки с призывами вычислять и выводить на чистую воду ведьм. Морозный ветер бил в лицо, холодил щеки, но матушка не разрешила ему взять с собой и пальто. Дрожа от холода, он протягивал куски опостылевшей бумаги проходившим мимо людям, пытался заговаривать с ними, просто вызвать жалость, чтобы быстрее расправиться с работой и уйти домой, но получал в ответ раздражение, издевки, сцеженные ядом советы найти нормальную работу.
Когда солнце начало закатываться за домами, ветер стал злее, кусачее. Скованные холодом руки перестали чувствовать гладкость листовок, Криденс выпустил облачко пара и запрокинул голову, любуясь закатным небом.
Появилась дикая по своей дерзости идея выбросить бумагу в урну у бутика через дорогу и вернуться в приют, чтобы отогреться, но страх, что матушка узнает – а она всегда каким-то образом была в курсе всех его ошибок и ослушаний – парализовывал. Измученные ладони еще помнили жар от ударов ремня и последующую режущую боль, которую запрещалось снимать. Терпеть – он должен был терпеть.
Он заметил приближающийся силуэт и твердо вознамерился избавиться от оставшихся листовок, всунув их ему в карман. Сглотнув вязкую слюну, Криденс попытался расправить плечи, но от пробравшего спину мороза снова скукожился в слабой попытке сохранить хоть иллюзию тепла. В голове вихрем пронеслись примерные слова, которые можно было бы сказать незнакомому человеку, но стоило тому подойти ближе, Криденс растерялся.
Шедший ему навстречу мужчина был странным. Не из-за одежды – она была дорогой и красивой, не из-за внешности или чего-то такого, наоборот, на вид он был вполне похожим на остальных, но стоило их взглядам пересечься, внутри Криденса будто что-то ожило и зашевелилось.
Так он реагировал на еду, когда был очень голодным.
В общем, что-то необъяснимое и непонятное.
Мужчина, заметив Криденса, даже замедлил шаг, подошел ближе и посмотрел на листовки, которые тот держал в руке.
БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ ВЕДЬМЫ СРЕДИ НАС!!!
Глазами пробежавшись по напечатанным строчкам, усмехнулся краешком губ. По привычке Криденс опустил голову так низко, что заболела шея, уткнулся взглядом в до блеска начищенные ботинки незнакомца и застенчиво спрятал бумагу к себе в карман. Стыд перед неизвестным мужчиной залил жаром щеки. Он пробормотал извинения за то, что помешал пройти, и чуть ли не убежал за угол, спасаясь от яркого, ликующего чувства внутри.
То, что он ненавидел, то, чего он боялся с самого детства, то, что жило в нём и было омерзительным, неправильным, на миг перестало мучить его и пытать, сладко замерло где-то в груди и потянулось к другому человеку.
Криденс не был знаком с подобными ощущениями – словно встретить в толпе знакомое лицо. Внутри уютно свернулось тепло. Он и не заметил, что с мечтательной улыбкой прошел всю улицу до дома, но, увидев мрачные ворота и всегда темные окна, вернулся в привычную тоску.
Робкую весну согнал один-единственный порыв стылого ветра.
Он осознал непростительность собственной ошибки, тот великий грех, который поневоле совершил из-за минутной встречи с незнакомцем. Его прошиб холодный пот, ладони взмокли.
Мэри Лу узнает. Господи, она всегда все знала.
Криденс старался открыть дверь бесшумно, даже света включать не стал, чтобы ненароком не привлечь внимания, но его ждали. Она сидела за обеденным столом, прямая, как струна, и буравила его мрачным, не предвещающим ничего хорошего взглядом.
- Ты поздно, - раздалось в мертвой тишине.
Страх парализовал голосовые связки. Криденс беспомощно переминался с ноги на ногу у порога, втайне мечтая развернуться и убежать, потому что он прекрасно понимал, что последует за этим обманчиво-нейтральным вопросом.
- Д-да. Простите.
Она встала с места и мрачной холодной тенью приблизилась к нему. Темнота скрывала ее, но не злые глаза.
Они жгли, делали больно. Она будто смотрела на врага, а не человека, которого растила и воспитывала.
В конце концов, она заметила, что он не все листовки успел раздать, взгляд стал совсем ненавидящим.
- Снимай ремень, Криденс.
От ее голоса дрогнули колени. От того, как разочарованно он прозвучал, Криденс снова запутался. Он не понимал – никогда не мог понять – любят его или презирают. Что бы он ни делал, ей было мало, она умудрялась находить ошибки и наказывать за них. Сначала он думал, что так она пытается спасти его, сделать лучше, правильно воспитать. Потом накрывала дикая тоска от осознания того, что ей просто нравилось его бить и мучить.
Но иногда она говорила о любви – о том, как ей важен и нужен Криденс, как она боится за его душу и всеми силами пытается помочь ему.
Горячие слезы хлынули раньше, чем он встал перед ней на колени и протянул зажатый в кулаке потрепанный кожаный ремень. Криденс распахнул ладони, ожидая наказания, но Мэри Лу не спешила с ударами. Она смотрела на него сверху вниз и начала бережно перебирать спутавшиеся от ветра короткие волосы. С жестокой нежностью, как готовый покарать грешника ангел.
- Снимай рубашку, Криденс. Сегодня ты провинился особенно сильно.
Криденс зажмурился до белых пятен, пытался отвлечся, но все равно не мог заставить себя не слышать ее скорбный шепот о падшей душе, о том, какой мерзкой потаскухой была его мать, как ее покупали мужчины в переулке, и с одним из них она зачала его, Криденса, как он должен быть благодарен за то, что такая благочестивая и благородная женщина, как Мэри Лу, приютила его, фактически спасла. Что могла шлюха дать ребенку? Именно, Криденс, ничего из того, что ты имеешь сейчас.
Продевая пуговицы через прорези в рубашке, Криденс думал совсем не о своей падшей матери, бросившей его еще младенцем, и он не думал, что Мэри Лу злилась на него из-за опоздания или оставшихся листовок. Внутри он был уверен, что Мэри Лу знает о том большом и темном, что живет в нем. О магии.
И про крохотное счастье, испытанное от встречи с таким же, тоже знает. Про затеплившуюся в груди надежду. Про лелеемую мечту – однажды взмахнуть рукой и согнать прочь уродливые шрамы с ладоней.
Первый удар вышиб из него жалобный писк. Болью обожгло голые бока – ремень прошелся по ребрам, потом начали вспухать шрамы на плечах и лопатках. Тонкая кожа вспарывалась, обнажая слабенькие мышцы. С каждым жалящим прикосновением Криденс кричал все громче, хотя изо всех сил старался подавить свой голос, даже в руку собственную впился зубами, чтобы рыданиями не перебудить сестер и братьев. Начавшая с редких, но болезненных ударов Мэри Лу вошла во вкус, закончила рассказывать о мерзостях, что вытворяла его мать, и просто пыхтела над ухом, занося руку снова и снова.
Наказание длилось несколько минут, но для Криденса они растянулись на бесконечность. Ни секунды он не выскальзывал из сознания и прочувствовал каждый удар, каждую каплю боли, которую дарила Мэри Лу. Во рту стало горячо и солоно от крови, хлынувшей из прокушенной раны, слезы нескончаемым потоком лились по лицу и стекали по подбородку на беззащитную, уже покрасневшую шею.
Мэри Лу остановилась так же резко, как и начала, брезгливо отбросила от себя ремень и, не говоря ни слова, вышла из комнаты прочь. Криденс стоял на коленях, боясь шевельнуться – если она вернется и не обнаружит его в той же позе, нового наказания не избежать. И только когда звуки от шагов стихли, и негромко хлопнула дверь в конце коридора, он позволил себе опереться на руки, чтобы стало легче онемевшим, задеревеневшим ногам.
Кровь стекала по бокам и капала на пол. Криденс заставил себя подняться и разогнуть спину, игнорируя жгучую боль, доковылял до заправленной кровати и лицом вниз рухнул на нее. От одной мысли о том, как он проведет ночь и наутро будет вынужден, как ни в чем не бывало, надеть рубашку с жилеткой, спуститься на завтрак и поблагодарить матушку и Господа за еду и тепло, к горлу подступала тошнота.
Морально истощенный, Криденс перестал плакать и только дрожал всем телом каждый раз, когда измученной обнаженной спины касался сквозняк сквозь старенькое окно.
Еще тогда, когда Мэри Лу заставила его опуститься на колени и снять одежду, он поклялся себе, что больше никогда – никогда! – даже в мыслях не позволит себе прикоснуться к миру, о котором столько грезил. И если еще раз увидит человека, подобного сегодняшнему незнакомцу, то бросится бежать прочь, вернется домой и будет горячо вымаливать прощение у Господа за грешные желания.
Но днем, когда ему пришлось снова выйти на снежные улицы Нью-Йорка со стопкой новых листовок, ноги сами понесли его магазину с мужской одеждой, около которого он стоял вчера.
Ветер стал еще злее, холоднее, начал сыпать мелкий колючий снег, быстро облепивший одежду. Проходившие мимо люди не обращали на него внимания, или слишком грубо отталкивали его руки каждый раз, когда он протягивал им ненавистную листовку. Спина горела, будто ее полосовали огнем. Но Криденс упрямо стоял на месте и боялся пропустить момент, когда вчерашний мужчина снова пройдет по улице и остановится напротив.
Но в этот раз ему, конечно, не повезло – до позднего вечера он вглядывался в лица прохожих, старательно игнорировал пробравший до костей холод и боль от полученных ран. В конце концов, ему пришлось вернуться домой.
В этот раз его не наказали – он свалился с тяжелейшей пневмонией и два месяца не выходил из комнаты. Старшие сестры помогали ему: приносили еду и лекарства, чистое, но уже старенькое потрепанное белье, а также новости из внешнего мира. Мэри Лу ни разу его не навестила, и он был счастлив.
Потому что иногда в горячечном бреду он видел того мужчину. Звал его.
Он еще несколько раз встречал людей, в которых признавал таких же, к которым рвалась сила, сидевшая внутри. А однажды ему посчастливилось заметить то самое черное пальто с широкими рукавами и серебристые виски, но толпа была слишком плотной, а Мэри Лу дышала в затылок, чтобы он позволил себе последовать за незнакомцем.
И дни его оставались серыми, болезненными, страшными и безнадежными.
Мечты становились блеклыми, невыразительными. В детстве он мог придумать место, куда убегал и где был нужен и любим, но с возрастом, живя в доме, наполненном тоской, разучился воображать.
Мрачная безысходность поглощала его все сильнее, засасывала в себя, и чем глубже он погружался, тем чернее становилось и внутри него самого. То, чему он боялся давать имя, и что вселяло животный страх в таких, как Мэри Лу, становилось сложнее контролировать – оно росло, крепло, злилось. Просило дать ему выход.
Оно жаждало.
На улице стояла кошмарная жара. Июньское солнце ярко светило на безоблачной голубизне высокого летнего неба. Даже асфальт плавился под ногами.
Народу на площади собралось довольно много – по крайней мере, еще ни разу до сегодняшнего дня он не видел, чтобы столько человек одновременно внимало тому, что говорила матушка. Мэри Лу, стоя на небольшой сцене, говорила. Громко, с чувством, активно жестикулируя. И если сначала речь ее была связной, логичной, то под конец, поддавшись эмоциям, она начала кричать.
Криденс механически протягивал каждому из толпы по буклетику и старался не смотреть им в глаза: чужие взгляды пугали, и больше всего на свете он боялся увидеть в них отвращение. Он не слушал того, что говорила Мэри Лу, и только думал о том, как противно липла к спине взмокшая от пота одежда.
Какая бы жара ни стояла на улице, он всегда был одет в застегнутую на все пуговицы рубашку, жилет и пиджак. Туго стянутый галстук давил на кадык.
НЕ БОЙТЕСЬ ГОВОРИТЬ, КТО ВЕДЬМА
МЫ ДОЛЖНЫ ДЕРЖАТЬСЯ ВМЕСТЕ
Какая-то женщина в сером неприглядном платье взяла у него из рук листовку и спросила:
- А вы действительно в это верите?
Она указала на плакат, на который то и дело показывала Мэри Лу – на руки, ломавшие древко метлы.
Криденс откровенно растерялся. Он действительно не знал, что ответить этой женщине: что он верит в существование магов? Или считает правильным ненавидеть их и бояться?
На ум начали приходить фразы, вызубренные в приюте: они опасны, они существуют, они среди нас. Будьте осторожны, даже ваша дочь или обувщик могут оказаться ими. Криденс говорил все тише и тише, чтобы избавиться от нежелательного внимания, начал отступать, но спиной столкнулся с еще одним слушателем.
Он сначала нутром понял, кто это был, а потом уже обернулся и убедился в этом – напротив стоял знакомый-незнакомый маг и прятал хитрую улыбку в уголках сухих губ. Криденс отчетливо понял, что никто больше не видит его, и они как бы наедине в середине толпы.
Мужчина усмехнулся и прошептал:
- Жалкое зрелище, не так ли?
Это он говорил о Мэри Лу и ее выступлении. Своим низким, хриплым голосом.
Криденс, будто зачарованный, поддакнул ему. Ладони мгновенно вспотели, листовки показались неподъемной ношей. Мужчина выдернул их из его рук и выбросил на землю.
- Они тебе не понадобятся, Криденс. Я знаю, что ты особенный. Как я. А то, что говорит твоя матушка, не имеет к реальности никакого отношения.
У Криденса перехватило дыхание, он перестал обращать внимание на мокрую одежду и весь превратился в слух. Голос Мэри Лу затих на заднем фоне, и сейчас существовали только он и маг напротив. Человек, озвучивающий самые смелые его желания и мечты. Что внутри Криденса живет магия, и никакой он не урод.
И все это происходило под носом беснующейся Мэри Лу, а значит, волшебство куда сильнее ее, значит, и он тоже. Она ведь продолжала говорить и не замечала, как у нее на глазах человек колдовал. Его охватил чистейший восторг, как от внезапного подарка на Рождество. Он даже удивиться не смог тому, что человек знал его имя.
Последние зрители расходились нехотя – лениво переставляли ноги, некоторые останавливались около Мэри Лу и задавали уточняющие вопросы, будто им было интересно, а Мэри Лу подробно им все объясняла, приводила множество примеров из истории и собственной жизни и не забывала повторять, как опасны маги. Сестры и братья разбились по парам и терпеливо ждали матушку у сцены. Криденс смотрел, как горячий ветер гонял по земле выброшенные буклеты.
В голове зрел план, как остаться одному хотя бы на пять минут – им бы хватило. Как, не вызывая подозрений, избавиться от матушки? Взгляд скользил по улице, пытаясь найти зацепку, но ничего не приходило на ум. Он никогда не врал Мэри Лу, да и в принципе не умел этого делать, считая смертным грехом.
Сердце начинает колотиться, как бешеное: а вдруг он не успеет, вдруг волшебник устанет ждать его, посчитает трусом и больше никогда не посмотрит на него, и останется Криденс просто Криденсом до конца своих дней?
- Совсем забыла, сегодня нужно будет забрать ткань у миссис Парротт, - Мэри Лу распрощалась с последними слушателями и в хорошем настроении из-за всеобщего внимания вернулась к своим сироткам.
Не успела она закончить вопрос, Криденс вызвался добровольцем. Он надеялся выкроить пять минут, сославшись на усталость от многочасового стояния под палящим солнцем. Мэри Лу, не заподозрив ничего плохого, просто согласилась с ним и сказала, что ждать они его не будут и сразу пойдут домой.
Криденс дождался, пока они не скрылись за углом, и перебежал через дорогу. Они заранее не договаривались о том, где именно встретятся, но он был уверен, что волшебник его найдет. В голове грохотало, он даже собственных мыслей не слышал, весь превратившись в напряженный нерв.
Сейчас должна была измениться его жизнь.
Он пропустил автомобиль и пересек соседнюю улицу – там прятался тупик. Он нашел его, когда маленьким потерялся в городе. Там его и ждал маг.
Автор: Люси
Бета: нет
Жанр: драма, фантастика
Рейтинг: Р
Персонажи: Грейвс/Криденс, Гриндевальд/Криденс в прошлом. Оч много ОМП и ОЖП
Предупреждение: наверняка ООС, АУ, нецензурная лексика. Насилие, майнд-контрол и прочие неприятные вещи.
От автора: в судебной системе США я очень плохо шарю, поэтому не судите строго.
Глава 1
читать дальшеПерсиваль Грейвс отлеживал свой потом и кровью заработанный больничный отпуск, с головой зарывшись в бумаги: отчеты, доклады, жалобы (их было больше всего), записки от сотрудников с пожеланиями скорейшего выздоровления и письма от тех, кого он называл информаторами. Его секретарь, пятидесятилетняя ведьма по имени Мелоди, очень громко возмущалась молодыми колдомедиками в коротких белых халатиках, каждые пять минут проверявшими здоровье пережившего опаснейшие травмы дорогого всей Америке Главы департамента защиты магического правопорядка, чем сильно его бесила.
Еще его неимоверно раздражало то, что из-за своей должности и всеобщей народной любви больничная палата превратилась в гребанную оранжерею, и от убийственной смеси цветочных запахов – роз, лилий, ромашек, гвоздик и каких-то трав, от которой пухла голова. К тому же, мерзкий декабрьский сквозняк вместо того, чтобы отогнать удушливую вонь, только морозил спину.
И на языке по-прежнему чувствовался преотвратнейший привкус костероста. Лекарство помогало очень неохотно, и пришлось признать, что в сорок ребра срастаются не так резво, как в шестнадцать от удара бладжером в бок.
В общем, утро двадцатого декабря для мистера Грейвса, мягко говоря, не выдалось. Как предыдущие десять. А если точнее, его жизнь последние полгода превратились в сущий кошмар: сначала физически увечили, наложили сильное заклятье, держали в каком-то затхлом влажном подвале (и он, ко всему прочему, отхватил пневмонию и почти умер) и под его личиной чуть не устроили войну между магами и не-магами, и теперь держали в Центральном Госпитале и пичкали горой таблеток.
Мелоди дождалась, когда уйдет очередная хихикающая медсестра, и протянула ему свежий приказ от Президента. Грейвс посмотрел на печатные официальные строки и нахмурился, хотя, казалось бы, куда сильнее.
Госпожа Президент настоятельно рекомендовала ему заканчивать больничный отпуск и возвращаться к работе, потому что со дня на день должно было начаться судебное заседание против Криденса Бэрбоуна, обвинявшегося в нарушении Конституции магической Америки, Закона о секретности, в убийстве двух не-магов, сговоре с Гриндевальдом, укрывательстве его и терроризме. Подробностями его, конечно, не побаловали, только сухо доложили суть дела.
Грейвс даже присвистнул тихонько. Список получился внушительным, и то, что парня не прикончили сразу, означало, что все не так просто и не все тайны раскрыты, с чем и должен был разобраться Грейвс.
- Стоп. А Бэрбоун разве не умер шестого числа?
- Да, все это видели, - ответила Мелоди, - но его нашли в Портленде. Видимо, пытался перебраться в Европу. Наверное, его спасла магия. Природу обскуров никто никогда не изучал, мистер Грейвс.
Мерлин, вот что значит, лежать в больнице и пялиться в потолок, вместо того, чтобы нормально просматривать отчеты своих сотрудников. Они, видимо, могли оказаться полезными.
Он уже представлял, как нацепит на плечи привычное пальто, вольется в рабочий процесс и по маленьким кусочкам начнет складывать большую картину, как одну за другой раскроет тайны, восстановит события по минутам, и по рукам даже мурашки от удовольствия пробежали.
Грейвс посмотрел на настенные часы и отложил кипу бумаг, покоившуюся у него на коленях: время было раннее, он еще успевал в штаб-квартиру. Распорядившись, чтобы Мелоди позвала дежурного целителя, он принялся быстро переодеваться в гражданскую одежду, ибо форма ни на что не годилась. К счастью, личный секретарь работала с ним на протяжении шести последних лет и наизусть знала предпочтения своего босса, поэтому костюм выбрала вполне приличный.
- Мистер Грейвс, - вошедший целитель, старичок лет ста, смотрел с неодобрением, - вам нужны покой и тишина. Вы пережили…
- Да-да, - Грейвс перебил его, - я в порядке, честное слово. Мне некогда тут засиживаться, сами понимаете.
Он многозначительно посмотрел на колдомедика.
События двухнедельной давности здорово всполошили всю Америку, и не сыграть на этом было глупо. Персиваль Грейвс был одним из немногих, кто действительно мог вернуть порядок на улицы Нью-Йорка и защитить волшебников от угрозы разоблачения.
- Подождите, я выпишу вам рецепт на некоторые лекарства, которые помогут вам восстановить свое здоровье. А еще загляните к Эсмеральде и возьмите настой корня мандагоры. Должно хватить на месяц-другой.
Грейвс кивнул: хорошо, док, все сделаю.
Мелоди собрала все отчеты и спрятала их в зачарованную дамскую сумочку, засеменила за боссом. Сам Грейвс был очень рад покинуть госпитальную палату и вернуться, наконец, к нормальной жизни, наполненной ежедневной рутиной Главы департамента.
Коротко попрощавшись с сестрой на дежурном посту и забрав рецепт и лекарство, Грейвс остановился на крыльце больницы и окинул припорошенную снегом полупустую улицу внимательным взглядом.
Впервые за шесть месяцев он почувствовал себя живым.
***
В штаб-квартире МАКУСА творился полный беспредел: стоял жуткий гул и, казалось, все сотрудники разом хлынули в главный холл и обеспокоенно бегали туда-сюда. Грейвс на секунду замер на входе и поправил взмокшие от дождя волосы – он решил не аппарировать из Госпиталя, а пройтись пешком и проветрить голову, благо идти было минут пятнадцать, но начался снегопад с ветром, и прическа слегка подпортилась.
Сквозь толпу к нему направлялась Агапи, в руках держала увесистую папку, набитую бумажками. При виде начальника она сдержанно улыбнулась и поспешила проводить его в кабинет к Президенту.
- Все в полном замешательстве, мистер Грейвс. Госпожа Президент который день не выходит из кабинета, постоянно собирает советы и даже запретила каминную сеть. Вчера нескольких сотрудников Департамента международных отношений обвинили в государственной измене и взяли под стражу. Ходят слухи, они помогали Гриндевальду.
Грейвс слушал ее в пол-уха и даже не делал вид, будто ему интересна ее болтовня, все равно он услышит правду из первых уст. Отправив молодого автора по делам, он деликатно постучался в темные двери личного кабинета Серафины, но не стал дожидаться приглашения и прошел внутрь.
Президент стояла к нему спиной, но обернулась на звук. По всей видимости, она бесцельно смотрела в окно и пыталась собраться с мыслями, когда все вокруг летело в тартарары. Грейвс даже удивился, когда ему дали возможность восстановиться в такой сложный для Конгресса и всех волшебников момент, а не сразу кинули в пекло. Но небольшой отдых в Госпитале и надлежащий уход сделали свое дело – он чувствовал себя готовым к работе.
Серафина с ним всегда была предельно честной, вот и сегодня юлить не стала:
- Все плохо.
- Я догадался.
- Все очень плохо, - она решила уточнить, - ты обязан во всем этом разобраться. Гриндевальда уже передали в Европу, там его и будут судить. А нам осталось разобраться с тем, что он натворил. Дело над Бэрбоуном будут рассматривать в Верховном суде. Слишком все серьезно, Грейвс.
Новости оказались, конечно, дурные. Стоило ликвидировать его, Грейвса, как начались хаос и помешательство.
- Не могу поверить, что вы не заметили подмены.
Он решил начать с самого главного. Этот вопрос мучил его все полгода, и он даже не надеялся на ответ – сам факт того, что он озвучил его, здорово помог успокоиться.
Президент поджала губы.
- Ты всегда молчишь, он тоже молчал, - как бы упрекая и оправдываясь, - как ты теперь понял, мы за своими сотрудниками не следим.
- А зря.
- Зря, - она согласилась, - мы это уже исправили.
Немного помолчав, он уточнил:
- Что, все время молчал?
- Да. И смотрел недобро.
Он фыркнул.
Очень похоже на МАКУСА. Такая безалаберность, Мерлин великий, при реальной угрозе была вещью недопустимой, зато после катастрофы все ринулись ужесточать законы и порядки.
- Хорошо. В понедельник приступлю к работе. Сегодня я бы хотел уточнить, что ты сама думаешь насчет мальчишки Бэрбоуна. Какие у него шансы.
Почему сразу его не хлопнули, когда обнаружили у границы, как сделали это в первый раз, под землей, он спрашивать не стал. Задавать компрометирующие вопросы начальству в кризис очень глупо.
Серафина, устав смотреть на снежно-белый Нью-Йорк, села в кресло и устало прикрыла глаза. Грейвс с места не сдвинулся, только повернулся к ней, чтобы видеть ее лицо.
- Практически никаких. Ему светит смертная казнь. Законы очень суровы, да ты и сам знаешь.
- Зачем тогда я? – Удивился Грейвс. - Он ведь виноват.
- Виноват, - кивнула Президент, - разнес полгорода, убил двух не-магов, поставил под угрозу всех нас, чуть не спровоцировал второй Салем, Мерлин его дери, но обстоятельства таковы, что можно будет смягчить наказание. Мы приставили к нему юриста, но все пока безрезультатно, парень не идет на контакт. И вообще. Все в ужасе, еще никогда мы не были так близки к полному разоблачению. Накануне было решено ужесточить наказание за использование магии в присутствии не-магов и использовании магии несовершеннолетними. Готовится законопроект о запрете использования беспалочковой магии.
Грейвс подумал, что это не лучшая тактика, особенно когда под боком происходят революции, и уставшие прятаться маги идут в открытую против не-магов. Все чаще звучат призывы не прятаться и не прятать свою силу, и эти мысли были популярны среди волшебников, что не удивительно. С другой стороны, напуганные не-маги впадают в маразм и начинают искать ведьм среди своих – отличный политический ход, между прочим. Обвиняя в колдовстве, можно будет легко избавляться от ненужных людей.
- Хорошо, я все понял. Пойду поговорю с юристом Бэрбоуна.
Было непривычно расхаживать на рабочем месте в гражданской одежде и не вселять в сотрудников леденящий ужас, а видеть на их лицах сочувствие и унизительную, бесящую жалость. Грейвс спустился на лифте до третьего этажа и нырнул в узкий и почему-то темный коридор. Зато пустой – сюда мало кто захаживал, кроме тех, кто непосредственно здесь трудился. Естественно, занятые бумажной работой юристы не часто покидали собственные кабинеты.
Мистер Меркури нашелся в своем кресле, с головой погруженным в чтение ежедневной газеты. Грейвс решил не вызывать его к себе, а самому наведаться в гости. Во-первых, при знакомстве с человеком не хотел Грейвс тыкать в свое превосходство и высокую должность, во-вторых, решил попытаться втереться Меркури в доверие.
- Мистер Грейвс! – Распознав в своем неожиданном посетителе Главу Департамента, Меркури вскочил на ноги и широко, заискивающе заулыбался. – Какое счастье, что вы вернулись. Теперь волшебники и волшебницы Америки могут спать спокойно.
У Грейвса аж сахар в крови поднялся от его слащавого тона. Скрежетнув зубами, он выдавил из себя ответную улыбку, но она получилась кривой. Терпеть не мог подлиз, с самого детства так.
- Я тоже безмерно рад, - почти не соврал Грейвс, - вернуться к работе. Я к вам по делу, кстати. Слышал, вы и есть юрист, представляющий интерес мистера Бэрбоуна.
Меркури на его последние слова закатил глаза, мол, какой там представляющий интересы.
- Да, что вам нужно?
- Все, - очень просто ответил Грейвс и занял стул напротив Меркури, не спрашивая разрешения, - с самого начала.
Мистер Меркури улыбаться перестал, начал суетливо поправлять золотистые перышки в держателях, потом руки его переместились на газету и теперь мучили ее.
- Так нечего рассказывать, мистер Грейвс, Бэрбоун не идет на контакт. Ничего не говорит. Первое время вообще сидел все время, забившись в угол, и отказывался от еды.
- Воспоминания?
- Не дался, - Меркури пожал плечами.
Грейвс недовольно сжал губы. Эффективность судебной системы, конечно, поражала: они не просто не добрались до правды, они даже разговорить подозреваемого не смогли.
- Я бы хотел поговорить с ним лично.
Грейвс встал с места, направился к дверям. Меркури часто и мелко закивал, и его маленькие серые глаза льстиво заблестели.
- Конечно. Позвольте проводить вас.
Лифт спустил их до цокольного этажа, а дальше им пришлось спускаться в подвал самостоятельно. Лестница пряталась за старой картиной с изображением зимних не-магических зайцев. Меркури отодвинул тяжелую деревянную раму, и они нырнули в открывшийся проем в стене.
Они оказались в черном узком коридоре. Постовой проверил их документы и пропустил дальше. У поста охранника Меркури повернул обратно, а Грейвс доложил о цели визита и был проведен в камеру к Бэрбоуну Криденсу. За то время, что они шли, охранник успел поделиться впечатлениями о парне и не мог назвать их положительными. Было в нем что-то темное и пугающее, несмотря на то, что мальчик сам бы пуганым до невозможности: заикался, боялся посмотреть в глаза, уклонялся от любого вида контакта и первое время только и делал, что горько плакал. Правда, старался бесшумно.
Грейвс смотрел на темную мужскую фигуру через зачарованные решетки. Здесь не было окон, и единственным источником света был Люмос, которым они освещали себе дорогу. Он протянул руку вперед, попытавшись выхватить из темноты хоть кусочек чужого лица, но заключенный Криденс дернулся и нырнул глубже в тень. Головы он не поднимал, даже на голос аврора не реагировал.
Но когда заговорил Грейвс поблагодарил дежурного и попросил открыть камеру, Бэрбоун напрягся, подобрался и вперился немигающим взглядом ему в лицо.
Когда аврор вернулся на пост, Грейвс произнес короткое «Нокс», но палочку убирать не стал. Он не планировал задерживаться в подвале надолго, потому что официально приступал к обязанностям с понедельника. Тем не менее, он уже знал, что разговорить Криденса будет делом непростым.
- Не возражаешь? – Отдав дань приличиям, Грейвс прикрыл за собой решетчатую дверь, но вглубь проходить не стал. Ему не ответили, но очень внимательно слушали, на миг показалось, будто ловили каждое слово. Глава департамента протянул раскрытую ладонь с покоившейся на ней палочкой и спросил разрешения: - Можно?
Ему опять не ответили, и он принял молчание за согласие, заставил кончик палочки слегка засветиться и разогнать мрак. С некоторых пор он чувствовал себя крайне уязвимо в темноте.
Вопреки ожиданиям, Бэрбоун не ринулся в противоположную от света сторону, наоборот, вытянул шею и во все глаза смотрел на Грейвса. Взгляд у него был взволнованным, неверящим, потерянным… много чего мистер Грейвс успел разглядеть, прежде чем мальчик напротив вскочил на ноги, но приближаться побоялся, так и замер на месте, открыв рот.
- Вы!.. Но как?..
Грейвс успел получить от Президента быстрый пересказ последних событий. Конечно, в душе он бесился от того, что Гриндевальд расхаживал по городу с его внешностью и вводил запуганных юношей в заблуждение. Его вины в этом не было. Грейвс отчетливо понимал, что они оба оказались жертвами чужой манипуляции, но все равно почувствовал себя неуютно.
- Криденс. Можно называть тебя по имени? – Парень кивнул. – Хорошо. Тот человек, который обманывал тебя – задержан, он в Европе. И его будут судить.
Бэрбоун сдвинул брови, но ничего не сказал – переваривал услышанное, видимо. Грейвс бы хотел втянуть его в диалог и выпытать хоть что-нибудь, но напирать не стал. Давал парню время привыкнуть к новому формату их… отношений.
- Я никогда не хотел врать тебе или манипулировать тобой, это все Гриндевальд. Я сам, если ты не знаешь, около полугода провалялся в темноте и холоде под непростительным заклятьем. Непростительные заклятья, Криденс…
- Я знаю, - Бэрбоун перебил его. Он был похож на ученика, очень хорошо подготовившегося к уроку и спешившего поделиться своими знаниями, но опомнился и боязливо опустил голову. Приготовившись к удару, видимо, - п-простите.
- Все в порядке. Не стоит попусту извиняться. Ты не возражаешь? – Грейвс решил, что момент первого знакомства прошел вполне успешно. Так осторожничать с подозреваемыми не в его стиле, но с недавних пор он пересматривал свои взгляды на жизнь, особенно в больнице, где, кроме рефлексий, заняться было нечем.
Криденс последней его фразы не понял, поэтому пришлось уточнить:
- Ты не против, если я присяду? – Грейвс кивком указал на прибитую к влажно поблескивающей стене койку и чуть не засмеялся от того, каким удивленным стало лицо Криденса.
Мерлин знает, когда у него в последний раз спрашивали разрешения на что-либо.
Криденс кивнул, и только потом Грейвс позволил себе сесть. Оценить обстановку, состояние самого парня: он выглядел потрепанным, бесконечно усталым, тусклым и серым, как прибитая пыль. Тюремная мантия висела в плечах и открывала мертвенно-белые плечи. Грязные волосы спутались в клоки. Грейвз помимо воли начал его жалеть.
Положение парня тоже было весьма печальным – не смертная казнь, так пожизненное заключение. Ну как такое допустить?
- Скоро я должен буду уйти, но прежде скажу: мы доберемся до правды, и я хочу, чтобы ты нам в этом помог. Человек, которому ты доверял, пользовался тобой и твоей беспомощностью в корыстных целях, и мы докажем твою невиновность.
- Уйти?.. – Эхом отозвался Криденс, еле шевеля губами. Он нервно переминался с ноги на ногу и ежился, потому что здесь было, черт возьми, чудовищно холодно, Грейвс твердо решил приказать аврорам поделиться с парнем теплыми одеялами. – П-пожалуйста. Не уходите.
- Я еще вернусь.
Но Криденс не услышал его последних слов или нарочно пропустил мимо ушей, он рухнул перед Грейвсом на колени и с мольбой посмотрел в глаза.
- Позвольте. Прошу.
Грейвс нервно дернулся. Сначала проверил, действительно ли пуст коридор, потом опустил взгляд, но увидел только темную взлохмаченную макушку – Криденс держал голову низко опущенной, практически сидя у его ног.
Неприятные ощущения сдавили грудь, но Грейвс не торопился поднимать его или уговаривать не глупить. Еще от него ждали разрешения.
На что – Мерлин его знает. Озноб прошел по позвоночнику, но был списан на холод внутри камеры. Грейвс хрипло согласился. Голос и самообладание его подвели.
Первые минуты ничего такого не происходило, и Грейвс напряженно ждал, что же взбрело в голову Криденсу, потом почувствовал легкое прикосновение к руке.
Криденс сначала коснулся его, потом замер, проверяя реакцию. Не получил удара – повторил.
Грейвс ничего конкретного по этому поводу почувствовать не успел, только безграничное удивление. Он ожидал немного другой реакции от Криденса – неприязни, обиды, подозрительности, но уж точно не болезненной привязанности, пусть юноша и понимал, что перед ним совсем другой человек.
Через секунду все прекратилось. Криденс поднялся на ноги, отошел к противоположной стене и отвернулся, чтобы не видеть, какими глазами на него смотрел Грейвс.
Боялся прочесть в них отвращение? насмешку? В любом случае, Грейвс и не думал о таком.
2 глава в черновом варианте
читать дальше
Предупреждение к главе: физическое и эмоциональное насилие над несовершеннолетним, манипуляции и майнд-контрол, нецензурная лексика. Я хз сколько по канону Криденсу лет, в википедии написано, что не меньше 18, от этого и пляшу. Поэтому underage в предупреждениях не ставлю. Но на будущее предупреждаю.
Мужчину в дорогом костюме и идеально-ровной спиной в первый раз Криденс увидел в позапрошлом году перед самым Рождеством. Он стоял около магазина с мужской одеждой и раздавал листовки с призывами вычислять и выводить на чистую воду ведьм. Морозный ветер бил в лицо, холодил щеки, но матушка не разрешила ему взять с собой и пальто. Дрожа от холода, он протягивал куски опостылевшей бумаги проходившим мимо людям, пытался заговаривать с ними, просто вызвать жалость, чтобы быстрее расправиться с работой и уйти домой, но получал в ответ раздражение, издевки, сцеженные ядом советы найти нормальную работу.
Когда солнце начало закатываться за домами, ветер стал злее, кусачее. Скованные холодом руки перестали чувствовать гладкость листовок, Криденс выпустил облачко пара и запрокинул голову, любуясь закатным небом.
Появилась дикая по своей дерзости идея выбросить бумагу в урну у бутика через дорогу и вернуться в приют, чтобы отогреться, но страх, что матушка узнает – а она всегда каким-то образом была в курсе всех его ошибок и ослушаний – парализовывал. Измученные ладони еще помнили жар от ударов ремня и последующую режущую боль, которую запрещалось снимать. Терпеть – он должен был терпеть.
Он заметил приближающийся силуэт и твердо вознамерился избавиться от оставшихся листовок, всунув их ему в карман. Сглотнув вязкую слюну, Криденс попытался расправить плечи, но от пробравшего спину мороза снова скукожился в слабой попытке сохранить хоть иллюзию тепла. В голове вихрем пронеслись примерные слова, которые можно было бы сказать незнакомому человеку, но стоило тому подойти ближе, Криденс растерялся.
Шедший ему навстречу мужчина был странным. Не из-за одежды – она была дорогой и красивой, не из-за внешности или чего-то такого, наоборот, на вид он был вполне похожим на остальных, но стоило их взглядам пересечься, внутри Криденса будто что-то ожило и зашевелилось.
Так он реагировал на еду, когда был очень голодным.
В общем, что-то необъяснимое и непонятное.
Мужчина, заметив Криденса, даже замедлил шаг, подошел ближе и посмотрел на листовки, которые тот держал в руке.
БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ ВЕДЬМЫ СРЕДИ НАС!!!
Глазами пробежавшись по напечатанным строчкам, усмехнулся краешком губ. По привычке Криденс опустил голову так низко, что заболела шея, уткнулся взглядом в до блеска начищенные ботинки незнакомца и застенчиво спрятал бумагу к себе в карман. Стыд перед неизвестным мужчиной залил жаром щеки. Он пробормотал извинения за то, что помешал пройти, и чуть ли не убежал за угол, спасаясь от яркого, ликующего чувства внутри.
То, что он ненавидел, то, чего он боялся с самого детства, то, что жило в нём и было омерзительным, неправильным, на миг перестало мучить его и пытать, сладко замерло где-то в груди и потянулось к другому человеку.
Криденс не был знаком с подобными ощущениями – словно встретить в толпе знакомое лицо. Внутри уютно свернулось тепло. Он и не заметил, что с мечтательной улыбкой прошел всю улицу до дома, но, увидев мрачные ворота и всегда темные окна, вернулся в привычную тоску.
Робкую весну согнал один-единственный порыв стылого ветра.
Он осознал непростительность собственной ошибки, тот великий грех, который поневоле совершил из-за минутной встречи с незнакомцем. Его прошиб холодный пот, ладони взмокли.
Мэри Лу узнает. Господи, она всегда все знала.
Криденс старался открыть дверь бесшумно, даже света включать не стал, чтобы ненароком не привлечь внимания, но его ждали. Она сидела за обеденным столом, прямая, как струна, и буравила его мрачным, не предвещающим ничего хорошего взглядом.
- Ты поздно, - раздалось в мертвой тишине.
Страх парализовал голосовые связки. Криденс беспомощно переминался с ноги на ногу у порога, втайне мечтая развернуться и убежать, потому что он прекрасно понимал, что последует за этим обманчиво-нейтральным вопросом.
- Д-да. Простите.
Она встала с места и мрачной холодной тенью приблизилась к нему. Темнота скрывала ее, но не злые глаза.
Они жгли, делали больно. Она будто смотрела на врага, а не человека, которого растила и воспитывала.
В конце концов, она заметила, что он не все листовки успел раздать, взгляд стал совсем ненавидящим.
- Снимай ремень, Криденс.
От ее голоса дрогнули колени. От того, как разочарованно он прозвучал, Криденс снова запутался. Он не понимал – никогда не мог понять – любят его или презирают. Что бы он ни делал, ей было мало, она умудрялась находить ошибки и наказывать за них. Сначала он думал, что так она пытается спасти его, сделать лучше, правильно воспитать. Потом накрывала дикая тоска от осознания того, что ей просто нравилось его бить и мучить.
Но иногда она говорила о любви – о том, как ей важен и нужен Криденс, как она боится за его душу и всеми силами пытается помочь ему.
Горячие слезы хлынули раньше, чем он встал перед ней на колени и протянул зажатый в кулаке потрепанный кожаный ремень. Криденс распахнул ладони, ожидая наказания, но Мэри Лу не спешила с ударами. Она смотрела на него сверху вниз и начала бережно перебирать спутавшиеся от ветра короткие волосы. С жестокой нежностью, как готовый покарать грешника ангел.
- Снимай рубашку, Криденс. Сегодня ты провинился особенно сильно.
Криденс зажмурился до белых пятен, пытался отвлечся, но все равно не мог заставить себя не слышать ее скорбный шепот о падшей душе, о том, какой мерзкой потаскухой была его мать, как ее покупали мужчины в переулке, и с одним из них она зачала его, Криденса, как он должен быть благодарен за то, что такая благочестивая и благородная женщина, как Мэри Лу, приютила его, фактически спасла. Что могла шлюха дать ребенку? Именно, Криденс, ничего из того, что ты имеешь сейчас.
Продевая пуговицы через прорези в рубашке, Криденс думал совсем не о своей падшей матери, бросившей его еще младенцем, и он не думал, что Мэри Лу злилась на него из-за опоздания или оставшихся листовок. Внутри он был уверен, что Мэри Лу знает о том большом и темном, что живет в нем. О магии.
И про крохотное счастье, испытанное от встречи с таким же, тоже знает. Про затеплившуюся в груди надежду. Про лелеемую мечту – однажды взмахнуть рукой и согнать прочь уродливые шрамы с ладоней.
Первый удар вышиб из него жалобный писк. Болью обожгло голые бока – ремень прошелся по ребрам, потом начали вспухать шрамы на плечах и лопатках. Тонкая кожа вспарывалась, обнажая слабенькие мышцы. С каждым жалящим прикосновением Криденс кричал все громче, хотя изо всех сил старался подавить свой голос, даже в руку собственную впился зубами, чтобы рыданиями не перебудить сестер и братьев. Начавшая с редких, но болезненных ударов Мэри Лу вошла во вкус, закончила рассказывать о мерзостях, что вытворяла его мать, и просто пыхтела над ухом, занося руку снова и снова.
Наказание длилось несколько минут, но для Криденса они растянулись на бесконечность. Ни секунды он не выскальзывал из сознания и прочувствовал каждый удар, каждую каплю боли, которую дарила Мэри Лу. Во рту стало горячо и солоно от крови, хлынувшей из прокушенной раны, слезы нескончаемым потоком лились по лицу и стекали по подбородку на беззащитную, уже покрасневшую шею.
Мэри Лу остановилась так же резко, как и начала, брезгливо отбросила от себя ремень и, не говоря ни слова, вышла из комнаты прочь. Криденс стоял на коленях, боясь шевельнуться – если она вернется и не обнаружит его в той же позе, нового наказания не избежать. И только когда звуки от шагов стихли, и негромко хлопнула дверь в конце коридора, он позволил себе опереться на руки, чтобы стало легче онемевшим, задеревеневшим ногам.
Кровь стекала по бокам и капала на пол. Криденс заставил себя подняться и разогнуть спину, игнорируя жгучую боль, доковылял до заправленной кровати и лицом вниз рухнул на нее. От одной мысли о том, как он проведет ночь и наутро будет вынужден, как ни в чем не бывало, надеть рубашку с жилеткой, спуститься на завтрак и поблагодарить матушку и Господа за еду и тепло, к горлу подступала тошнота.
Морально истощенный, Криденс перестал плакать и только дрожал всем телом каждый раз, когда измученной обнаженной спины касался сквозняк сквозь старенькое окно.
Еще тогда, когда Мэри Лу заставила его опуститься на колени и снять одежду, он поклялся себе, что больше никогда – никогда! – даже в мыслях не позволит себе прикоснуться к миру, о котором столько грезил. И если еще раз увидит человека, подобного сегодняшнему незнакомцу, то бросится бежать прочь, вернется домой и будет горячо вымаливать прощение у Господа за грешные желания.
Но днем, когда ему пришлось снова выйти на снежные улицы Нью-Йорка со стопкой новых листовок, ноги сами понесли его магазину с мужской одеждой, около которого он стоял вчера.
Ветер стал еще злее, холоднее, начал сыпать мелкий колючий снег, быстро облепивший одежду. Проходившие мимо люди не обращали на него внимания, или слишком грубо отталкивали его руки каждый раз, когда он протягивал им ненавистную листовку. Спина горела, будто ее полосовали огнем. Но Криденс упрямо стоял на месте и боялся пропустить момент, когда вчерашний мужчина снова пройдет по улице и остановится напротив.
Но в этот раз ему, конечно, не повезло – до позднего вечера он вглядывался в лица прохожих, старательно игнорировал пробравший до костей холод и боль от полученных ран. В конце концов, ему пришлось вернуться домой.
В этот раз его не наказали – он свалился с тяжелейшей пневмонией и два месяца не выходил из комнаты. Старшие сестры помогали ему: приносили еду и лекарства, чистое, но уже старенькое потрепанное белье, а также новости из внешнего мира. Мэри Лу ни разу его не навестила, и он был счастлив.
Потому что иногда в горячечном бреду он видел того мужчину. Звал его.
Он еще несколько раз встречал людей, в которых признавал таких же, к которым рвалась сила, сидевшая внутри. А однажды ему посчастливилось заметить то самое черное пальто с широкими рукавами и серебристые виски, но толпа была слишком плотной, а Мэри Лу дышала в затылок, чтобы он позволил себе последовать за незнакомцем.
И дни его оставались серыми, болезненными, страшными и безнадежными.
Мечты становились блеклыми, невыразительными. В детстве он мог придумать место, куда убегал и где был нужен и любим, но с возрастом, живя в доме, наполненном тоской, разучился воображать.
Мрачная безысходность поглощала его все сильнее, засасывала в себя, и чем глубже он погружался, тем чернее становилось и внутри него самого. То, чему он боялся давать имя, и что вселяло животный страх в таких, как Мэри Лу, становилось сложнее контролировать – оно росло, крепло, злилось. Просило дать ему выход.
Оно жаждало.
На улице стояла кошмарная жара. Июньское солнце ярко светило на безоблачной голубизне высокого летнего неба. Даже асфальт плавился под ногами.
Народу на площади собралось довольно много – по крайней мере, еще ни разу до сегодняшнего дня он не видел, чтобы столько человек одновременно внимало тому, что говорила матушка. Мэри Лу, стоя на небольшой сцене, говорила. Громко, с чувством, активно жестикулируя. И если сначала речь ее была связной, логичной, то под конец, поддавшись эмоциям, она начала кричать.
Криденс механически протягивал каждому из толпы по буклетику и старался не смотреть им в глаза: чужие взгляды пугали, и больше всего на свете он боялся увидеть в них отвращение. Он не слушал того, что говорила Мэри Лу, и только думал о том, как противно липла к спине взмокшая от пота одежда.
Какая бы жара ни стояла на улице, он всегда был одет в застегнутую на все пуговицы рубашку, жилет и пиджак. Туго стянутый галстук давил на кадык.
НЕ БОЙТЕСЬ ГОВОРИТЬ, КТО ВЕДЬМА
МЫ ДОЛЖНЫ ДЕРЖАТЬСЯ ВМЕСТЕ
Какая-то женщина в сером неприглядном платье взяла у него из рук листовку и спросила:
- А вы действительно в это верите?
Она указала на плакат, на который то и дело показывала Мэри Лу – на руки, ломавшие древко метлы.
Криденс откровенно растерялся. Он действительно не знал, что ответить этой женщине: что он верит в существование магов? Или считает правильным ненавидеть их и бояться?
На ум начали приходить фразы, вызубренные в приюте: они опасны, они существуют, они среди нас. Будьте осторожны, даже ваша дочь или обувщик могут оказаться ими. Криденс говорил все тише и тише, чтобы избавиться от нежелательного внимания, начал отступать, но спиной столкнулся с еще одним слушателем.
Он сначала нутром понял, кто это был, а потом уже обернулся и убедился в этом – напротив стоял знакомый-незнакомый маг и прятал хитрую улыбку в уголках сухих губ. Криденс отчетливо понял, что никто больше не видит его, и они как бы наедине в середине толпы.
Мужчина усмехнулся и прошептал:
- Жалкое зрелище, не так ли?
Это он говорил о Мэри Лу и ее выступлении. Своим низким, хриплым голосом.
Криденс, будто зачарованный, поддакнул ему. Ладони мгновенно вспотели, листовки показались неподъемной ношей. Мужчина выдернул их из его рук и выбросил на землю.
- Они тебе не понадобятся, Криденс. Я знаю, что ты особенный. Как я. А то, что говорит твоя матушка, не имеет к реальности никакого отношения.
У Криденса перехватило дыхание, он перестал обращать внимание на мокрую одежду и весь превратился в слух. Голос Мэри Лу затих на заднем фоне, и сейчас существовали только он и маг напротив. Человек, озвучивающий самые смелые его желания и мечты. Что внутри Криденса живет магия, и никакой он не урод.
И все это происходило под носом беснующейся Мэри Лу, а значит, волшебство куда сильнее ее, значит, и он тоже. Она ведь продолжала говорить и не замечала, как у нее на глазах человек колдовал. Его охватил чистейший восторг, как от внезапного подарка на Рождество. Он даже удивиться не смог тому, что человек знал его имя.
Последние зрители расходились нехотя – лениво переставляли ноги, некоторые останавливались около Мэри Лу и задавали уточняющие вопросы, будто им было интересно, а Мэри Лу подробно им все объясняла, приводила множество примеров из истории и собственной жизни и не забывала повторять, как опасны маги. Сестры и братья разбились по парам и терпеливо ждали матушку у сцены. Криденс смотрел, как горячий ветер гонял по земле выброшенные буклеты.
В голове зрел план, как остаться одному хотя бы на пять минут – им бы хватило. Как, не вызывая подозрений, избавиться от матушки? Взгляд скользил по улице, пытаясь найти зацепку, но ничего не приходило на ум. Он никогда не врал Мэри Лу, да и в принципе не умел этого делать, считая смертным грехом.
Сердце начинает колотиться, как бешеное: а вдруг он не успеет, вдруг волшебник устанет ждать его, посчитает трусом и больше никогда не посмотрит на него, и останется Криденс просто Криденсом до конца своих дней?
- Совсем забыла, сегодня нужно будет забрать ткань у миссис Парротт, - Мэри Лу распрощалась с последними слушателями и в хорошем настроении из-за всеобщего внимания вернулась к своим сироткам.
Не успела она закончить вопрос, Криденс вызвался добровольцем. Он надеялся выкроить пять минут, сославшись на усталость от многочасового стояния под палящим солнцем. Мэри Лу, не заподозрив ничего плохого, просто согласилась с ним и сказала, что ждать они его не будут и сразу пойдут домой.
Криденс дождался, пока они не скрылись за углом, и перебежал через дорогу. Они заранее не договаривались о том, где именно встретятся, но он был уверен, что волшебник его найдет. В голове грохотало, он даже собственных мыслей не слышал, весь превратившись в напряженный нерв.
Сейчас должна была измениться его жизнь.
Он пропустил автомобиль и пересек соседнюю улицу – там прятался тупик. Он нашел его, когда маленьким потерялся в городе. Там его и ждал маг.
@темы: Фантастические твари