Номер семь. Главы 7-8

[люси.]

- У тебя глаза что ли накрашены?
Только они закрыли за собой дверь, Аомине скинул ботинки, куртку и начал помогать одубевшему Кисе избавляться от верхней одежды, а в ярком искусственном свете заметил коричневую дымку вокруг светлых глаз.
- Ну да, - Кисе слегка смутился, хотя и привык к тому, что на показах и для фотографий всегда наносится макияж. Это Аомине еще толстого слоя тонального крема не увидел, - надо стереть.
Только очутившись в теплом помещении Кисе почувствовал, как сильно замерз. Начали покалывать руки, щеки, нос, ног он вообще не чувствовал. Он начал растирать ладони, подышал на них, но безрезультатно.
- Ничего, сходи в душ, там отогреешься.
Аомине развесил свою и его куртки и, пока Кисе умывал лицо от косметики, достал чистые футболку и спортивные штаны и оставил их у раковины.
- Блин, водостойкая какая-то, - пожаловался Кисе и повернул лицо с темными разводами карандаша под глазами, делавшими из него жертву пьяных вечеринок и недельной бессонницы, - у тебя нет молочка для лица?
- Чего? Нет.
- Ну, может какая из твоих пассий и оставляла косметику.
Разозлившись, Аомине пихнул ему в руки обычное жидкое мыло:
- На вот, этим мой лицо, - и вышел из ванной комнаты. Следом прилетело:
- Извини, Аомине-чи!
Под приглушенные звуки льющейся воды Аомине раскладывал запасной футон, подушку и теплое одеяло, на свою развороченную и теперь уже остывшую постель он посмотрел с тоской. Вскоре отписалась доехавшая до дома Сацуки, и одной проблемой стало меньше. Аомине пожелал ей спокойной ночи и принялся ждать Кисе.

Утро следующего дня началось с мелкого снега и заунывного ветра, небо было затянуто грузными серо-белыми облаками, сквозь которые тускло просвечивало солнце. Аомине монотонно листал новости в телефоне, пока остывал свежезаваренный кофе, а Кисе размешивал сахар в своей кружке. На краю сознания мелькнула мысль о том, что телефон он так и забыл в отеле, но тут же пропала, стоило вспомнить, что вчера произошло. Отодвинув от себя кофе, он опустил голову на сложенные на столе руки и тяжко вздохнул.
- И почему никто не предупреждает, что взрослеть так отстойно?
Аомине оторвался от телефона и долго посмотрел на Кисе. Эта фраза показалась ему неуместной, но все равно забавной. Думал ли он так же? Нет, скорее. Ему нравилось год за годом отвоевывать у мира самостоятельность, но и Кисе тоже можно было понять. Страх перед ответственностью и взрослыми проблемами, ошибки, которых не избежать, и вероятность однажды стать тем, кем ни за что не хотел бы быть.
- Что-то серьезное?
- Просто… - забормотал Кисе в стол, - устал, наверное. Все так бесит. Я сам себя бешу. Не знаю, чего хочу, а чего – нет, а всем вокруг нужна определенность от меня. Родители с будущей профессией достали. Извини, что гружу.
Аомине, подпиравший голову рукой, молча смотрел на светлую макушку. Позабытый телефон отложил в сторону: утренние новости теперь не казались такими уж интересными.
- На твоем месте я бы забил.
- Но ты не на моем месте.
- А что тебе мешает забить?
Кисе поднял голову и внимательно посмотрел на Аомине, серьезно тот говорит или шутит.
- Родители будут разочарованы во мне. Не хочу их расстраивать.
- Я всю жизнь делал, что хотел, и никого не огорчил. Тебе тоже стоит попробовать.
Кисе с грустной улыбкой приподнялся и откинулся на спинку стула. Теперь он смотрел прямо в окно, как ветер на улице гонял легкий, мелкий снег, а сосед из дома напротив пытался очистить лобовое стекло автомобиля маленькой щеткой.
- Мы разные, - просто ответил он.
Спорить дальше было бессмысленно, Кисе оказался прав – Аомине, в отличие от него, не попал в капкан идеальности и не стал заложником собственного имиджа. Улыбаться всем, нравиться, быт комфортным для всех, беспроблемным, а если что – сделать вид, будто все хорошо, где-то потерпеть, а потом, сидя на кухне у друга, понять, как бесконечно устал.
Аомине очень не нравилась эта сторона Кисе.
Неловкую тишину прервал звонок на телефон от Харуки.
- Думаю, она тебя ищет, - Аомине попытался спихнуть трубку Кисе, но тот с сестрой говорить категорически отказался, пришлось ответить самому. – Алло?
Кисе только уши навострил.
- Привет. Скажи, пожалуйста, ты не знаешь, где может быть Рёта? Мы со вчерашнего вечера не можем до него достучаться, - голос показался осипшим и очень взволнованным.
- Привет. Он у меня, спит.
На другом конце провода едва заметно вздохнули.
- С ним все хорошо? – Хорошо? Сацуки в подробности особо не вдавалась, но должно было произойти что-то крайне неприятное, чтобы такой человек, как Кисе, психанул и убежал. Аомине очень хотелось спросить у него, что вообще творится в модельном агентстве, но тактично держал язык за зубами.
- С ним все нормально. Не беспокойся.
- Передай, чтобы позвонил, как проснется. Пожалуйста, - теперь Харука была рассержена, хотя и старалась звучать как можно более спокойно, однако, Аомине хорошо ее знал.
- Обязательно. Пока.
- Пока.
- Зря ты отказался с ней говорить, хуже будет.
Кисе слегка нахмурился.
- Я сам разберусь, только позже.
Аомине пожал плечом: дело твое. Ему, по сути, было все равно.

С матерью Кисе говорил долго, тихо и в соседней комнате. Он старался не повышать голоса, не звучать слишком раздраженным или расстроенным, стоически снес все упреки, миллион раз извинился за то, что не отвечал на звонки и уверил, что ничего страшного с ним не произошло, просто очень сильно устал вечером, друзья его пригласили развеяться, а телефон с кошельком и ключами от квартиры он благополучно оставил в номере.
- Назови мне адрес, я за тобой приеду, и мы заберем твои вещи, - вздохнула она, - я не знаю, что с тобой происходит, но больше не заставляй меня беспокоить твою сестру на другом конце континента, чтобы найти тебя, хорошо?
Проглотив упрек, Кисе еще раз извинился за свое поведение и попрощался с матерью.

- Спасибо.
Кисе вернул телефон хозяину и сел на прежнее место. Пока он говорил в соседней комнате, Аомине успел нашинковать быстрый, ни на что не претендующий завтрак в европейском стиле, состоящий из простого салата, тостов и сока.
- И за вчерашнее тоже спасибо. Ну, что приютил посреди ночи.
- Расскажешь, что было?
- Ничего такого, - Кисе неопределенно дернул плечом и ненадолго замолчал. Он не любил делиться неприятными подробностями своей жизни, не важно, о какой части шла речь: моделинг, учеба, спорт или отношения. Было страшно наткнуться на жалость, но еще больше – на равнодушие, поэтому даже не пытался. – Просто… один козёл пристал.
- Ты врезал ему?
- Не все решается кулаками, Аомине-чи, - Кисе скис окончательно, - скажем так, менеджер очень сильно подвел меня.
Аомине усмехнулся:
- Понятно. Твоя сестра о чем-то таком рассказывала.
У Кисе на секунду перехватило дыхание, потому что он знал, какой отвратительно честной и одновременно чересчур категоричной может быть Харука, и можно только догадываться, что она успела ему наплести. Только правду или правду приукрашенную? И неизвестно, какие выводы сделал сам Аомине.
- Никто силком меня туда не тащил, поэтому глупо жаловаться. Да и все примерно в курсе, с чем придется столкнуться, - заупрямился Кисе, - а Харука, несмотря на все ужасы, о которых тебе рассказала, все равно продолжает сниматься для журналов. Странно, правда?
Через секунду добавил, не позволив Аомине ответить:
- Извини. Я не хотел грузить тебя своими проблемами. Давай закроем тему.
Пришлось согласиться.

Когда мама Кисе приехала за ним, солнце успело закатиться за горизонт, и небо потухло до темно-синего с пятнами серых облаков. Снега намело столько, сколько Аомине не видел за всю жизнь, даже кроссовки пришлось сменить на теплые ботинки, а заодно одолжить неудачливому другу запасную пару перчаток, шарф и шапку.
Масами Кисе проходить дальше прихожей отказалась и все время, что Кисе переодевался, простояла около овального зеркала в коридоре, напряженная, молчаливая. Сходство с сыном было ошеломляющим и немного даже пугающим, теперь Харука не казалась точной копией Кисе. Аомине стало слегка неловко в ее компании, и он посмешил в комнату помочь Кисе собраться.
- Спасибо, Аомине-кун, что позаботились о Рёте. Извините за предоставленные неудобства. До свидания - она поклонилась Аомине и, подхватив сына под руку, ушла.

Дорога до отеля прошла в полном молчании, Кисе провожал полусонным взглядом токийские заметенные снегом улицы и закутанных в дутые куртки прохожих, а мама время от времени переключала радиостанции и тихо выругивалась на нерасторопных водителей впереди. Он смотрел на собственное отражение с сохранившимся следами карандаша на глазах, несмотря на вчерашние старания все смыть. Почему-то из головы не выходил разговор с Аомине, точнее неприятный осадок от него, ощущение, будто его то ли обвиняли, то ли в нем разочаровались… Он и не играл роль идеального парня, не перед Аомине точно, но его все равно зацепили чужие слова.
Вещи из отеля они забрали без каких-либо проблем, Кисе проверил мобильный – как хорошо, что зарядка еще держалась, - и обнаружил около сорока семи пропущенных вызовов от матери, отца, сестер, даже придурка Йоши, кучу смс и голосовых сообщений, но прочитывать и прослушивать их не стал, только отписался Аомине, что наконец-то едет домой. И следом отправил: «Я бы не хотел, чтобы ты плохо обо мне думал. Я как-нибудь все объясню».
Ответ пришел не сразу, минут через десять: «Забей». Мама увидела, как нервно крутил он в руке телефон, и нахмурилась. Ей не нравилось, что он не сгорает со стыда за вчерашнее, а ведет с кем-то беседы.
- Надеюсь, ты понимаешь, что теперь наказан?
Её строгий голос вывел его из раздумий. Кисе повернул к ней голову и неохотно кивнул.
- Да, понимаю.
- И это все, что ты можешь сказать? – Она стала неприятно-колючей, совсем как Харука, когда хотела спровоцировать ссору.
Кисе негромко вздохнул, откидывая голову, и уставился прямо перед собой.
- Я уже миллион раз извинился. Что еще ты хочешь услышать?
- Ты не мог попросить телефон и потратить три минуты, чтобы сказать, что с тобой все в порядке?
- Я не подумал, прости. Вылетело из головы.
Масами стиснула руль, на лице заиграли желваки, она хотела сказать еще что-то, очень хотела, Кисе понял по тому, как зло и обиженно она поджала губы, но сдержалась. На миг ему показалось, что что-то нехорошее произошло, пока его не было, может, от волнения папе стало плохо или всякое такое, но скрывать этого от него вряд ли не стали бы.
- Дома тебя ждет серьезный разговор с отцом.
Ну, в этом он не сомневался. Оставалось надеяться, что все ограничится нотацией и запретом на всякую деятельность, кроме школьной, а с этим он как-нибудь справится, уж не впервой.
Дорога до дома заняла от силы сорок минут, поэтому окна на первом этаже все еще горели, темная фигура отца нервно и быстро перемещалась по всей гостиной. Кисе почувствовал укол совести: если к эмоциональности матери он привык, то отец переживал в исключительных случаях.
- Лиса, солнышко, поднимись в свою комнату.
Сестра под строгим отчим взглядом поднялась с кресла и, бросив умоляющий взгляд на мать, поднялась в свою комнату. На брата она даже не посмотрела. Две пары глаз внимательно проследили за тем, чтобы она плотно прикрыла за собой дверь и ничего не услышала.
- Не стой в дверях, - это уже сыну, - садись. У нас будет долгий разговор.

***
В половину первого ночи позвонила Харука. Кисе еще не ложился, просто лежал на кровати и рассматривал потолок, поэтому ответил сразу.
- Привет. Извини, что так поздно. Я не разбудила тебя?
- Нет, - убитым голосом ответил Кисе, - Хару… что ты им вчера наговорила?
Повисла тишина.
- Что они тебе сказали? – Взволнованно спросила она.
- Что хотят отправить меня в Саппоро, закончить там школу, а потом учиться в университете. Не знаю, что на них нашло, - он перевернулся на бок, чтобы было удобнее говорить. Родители еще обсуждали что-то внизу (скорее всего его скорый отъезд), так что он старался не шуметь.
- Черт…
- Ответь только честно.
- Я звонила тебе весь вечер, но ты не брал трубку, Йоши сказал, что ты вообще сорвался и убежал, никому ничего не сказав. Я маму уверила, что ты с друзьями, ничего лишнего я не говорила.
- Тогда я не знаю, что на них нашло, - Кисе выдохнул. От переживаний разболелась голова, он уже миллионный раз пожалел, что в тот проклятый вечер не кинулся за телефоном, но поделать уже ничего не мог, - я не хочу уезжать.
Он представил, как каждую осень, зиму и весну будет умирать от холода, снега и жутких ветров, и расстроился сильнее. В Хоккайдо жила бабушка и мамина родная сестра, и семья Кисе временами гостила у них, в большом традиционном доме с кучей пустовавших комнат и садом на заднем дворе, но он никогда не планировал жить там или учиться.
- Уверена, они сгоряча это сказали. На следующей неделе я прилечу и поговорю с ними. Пообещай, что не будешь делать глупости, спорить с ними, ссориться или убегать. Продержись несколько дней… Рёта, ты слышишь меня?
Он угукнул, они попрощались, и вскоре он уснул – как был, в одежде.

Глава 8.
Харука вернулась к началу зимних каникул. К этому времени наваливший снег растаял почти полностью, холодные и сумрачные дни сменились теплыми весенними, под ярким солнцем ожили городские улицы. Последнюю неделю февраля Кисе сдавал экзамены, зачеты и нормативы по выбранным предметам (не так успешно, как в прошлом году), закрывал долги, а с последним звонком попрощался с одноклассниками, втайне надеясь встретиться с ними в апреле.
Ребята конец учебного года планировали отпраздновать походом в клуб, но Кисе были строго запрещены подобные мероприятия, так что он пожелал им повеселиться от души, а сам весь вечер пересматривал старые горячо любимые дорамы. Телефон разрывался от сообщений и фотографий от одноклассников, поначалу он все прочитывал и отвечал, а ближе к полуночи перестал обращать внимание на оповещения. В тот день спать лег он поздно — не мог уснуть, а утром разбудили его громкие голоса с первого этажа. Вернулась Харука.
С подарками, новыми впечатлениями и умопомрачительным загаром. Она собрала вокруг себя всю семью и эмоционально пересказывала последние несколько недель своей жизни, хвалилась брендовыми туфлями, урванными на бешеных скидках, и обручальным кольцом. Родители молча переглянулись, им явно не понравилась идея с браком старшей дочери, но не сказали ни слова, только Лиса с завистью и восхищением смотрела на играющие в искусственном свете бриллианты, а Кисе безучастно сидел вдали от них и чувствовал себя незваным гостем на чужом празднике.
Дом с того вечера будто погрузился в холодную войну, увешанные картинами стены перестали слышать смех. Они словно стали чужими друг другу людьми, Кисе с родителями который день даже по утрам вместе не завтракал, а ужин проходил в гнетущем тяжелом молчании.

Харука, пока мать с отцом разбирали подарки, бросала в сторону брата встревоженные взгляды и хмурилась… не нравилось ей все это — ни его отрешенное лицо, ни неестественно прямая спина, ни чрезмерная радость младшей сестры. Она уже надеялась быстрее закончить с расспросами, подняться к себе в комнату и вытянуть правду из Кисе или на худой конец из Лисы.
— Какая красота, — мама покрутила в руках солнцезащитные очки Шанель и, полюбовавшись черной глянцевой оправой, водрузила их на нос, — спасибо, дорогая. Как раз искала подобную модель.
Лиса влюбленно смотрела на тонкие золотистые браслетики и не могла нарадоваться подарку, папа новым парфюмом тоже остался доволен, Кисе брючный ремень толком и смотреть не стал, но поблагодарил сестру. Харука еще немного посидела с семьей и пожаловавшись на усталость, ушла принимать душ, отец поднялся следом за ней и уехал на работу, Лиса убежала на тренировку, мама обещала встретиться с подругой и скрылась в спальне приводить себя в порядок, а Кисе заперся в комнате. Гостиная опустела.

В дверь постучали.
Кисе лежал на кровати и дочитывал детектив, к которым в последнее время пристрастился. Он отложил книгу и пригласил Харуку.
— Я не помешаю?
— Нет. Проходи.
Хару присела на кровать, мельком взглянула на книгу, которую читал брат, и похвалила его вкус.
— Говорят, очень интересная.
— Неплохая, — согласился он, — здорово отвлекает.
— Я ее хотела сесть читать, только руки все не доходили… ты с родителями так и не помирился?
— Я с ними и не ссорился, — пожал плечами Кисе, — если бы они нормально все объяснили, я хотя бы понимал, что натворил.
— Ты не ночевал дома и на звонки не отвечал, — напомнила сестра.
— Не в первый раз.
Хару вздохнула и уселась удобнее, подобрав под себя ноги. Кисе еще при телефонном разговоре почувствовал, что знает она больше, чем говорит, и сейчас понял это по ее лицу. Оно было виноватым. Он захлопнул книгу, не заботясь о том, что потеряет нужную страницу и выжидающе уставился на сестру. Была только одна вещь, которую Кисе скрывал от родителей и которой он стыдился. Тайна, о которой знали несколько человек. Он в первый же вечер, когда разгневанный отец читал часовую нотацию, а мать с укоризной смотрела на него, заподозрил, но постарался себя успокоить: если бы семьей стало известно, что он гей, простым разговором это бы не закончилось. Но теперь Кисе был практически уверен — они знают.
— Они знают, — прошептал он, — и это ты им рассказала.
Отпираться Харука не стала. И слава богу, Кисе не знал, как бы отреагировал на явную ложь.
Сестра опустила голову и не произнесла ни слова себе в оправдание, а Кисе не хотел с ней говорить. Наорать на нее имело смысл, когда все только случилось, но сейчас он настолько устал от того, что происходило вокруг, настолько ему опостылела роль какого-то партизана в плену, где врагами были собственные же родители, что он серьезно задумывался об отъезде в Хоккайдо как о спасении. Вполне возможно, отец не стал раскрывать причину, по которой отослал единственного сына на холодный остров, и Кисе надеялся на теплый прием у бабушки и тети.
Чтобы дать сестре понять, что разговор окончен, Кисе перевернул книгу и углубился в чтение.

Последующие дни мать с головой ушла в планирование свадьбы, и по этому поводу каждый день дома разворачивались громкие скандалы, потому что Харука с женихом (фотографом из Италии) были категорически против пышных церемоний, а родители с обеих сторон отказывались понимать эти новомодные веяния и по скайпу обговаривали количество гостей, дресс-код и цветовую гамму. Лиса мечтательно рассматривала в интернете каталоги платьев на свадьбу и совсем не понимала, почему сестра так упрямится и не хочет себе красивого праздника с великолепными фотографиями, чтобы запомнить его на всю жизнь.
Вся эта суматоха вынуждала Кисе прятаться в своей комнате и постепенно осваивать искусство тратить время в интернете. Раньше у него из-за учебы, дополнительных занятий, баскетбола и работы моделью не было возможности подолгу зависать в социальных сетях или форумах по интересам, но с отменой любой внешкольной деятельности и запрета на встречи с друзьями (любыми представителями мужского пола) пришлось постигать эту нехитрую науку. Первым делом Кисе зарегистрировался на форуме, посвященном баскетболу, но быстро перегорел и забыл никнейм и пароль, свежие фильмы обсуждать с киноманами ему тоже не понравилось (какие-то они там все агрессивные), зато раскрыл в себе дорамщика и с удовольствием перетирал с другими обитателями сайта сюжеты популярных сериалов.
Ленту в инстаграмме он просматривал с утра, по старой привычке, сам фотографии скидывать перестал (потому что выставлять сотую селфи из дома не хотел), вяло лайкал одноклассников и считал дни, когда же кончится заточение.

Comments

[люси.]

За неделю до начала нового — и последнего — учебного года в гордом одиночестве он собрал свои вещи в четыре огромных чемодана на колесиках, в руки взял рюкзак с документами, билетами на самолет, ноутбуком и телефоном с зарядным блоком. Он смотрел на опустевшую комнату, одинокие плакаты на стенах, теперь выглядевшие неуместными, и чувствовал запоздалую сильную боль. До последнего он не верил, что действительно покинет отчий дом, будто засидевшийся гость — без надежды на возвращение. И пусть он был подростком, не знавшим жизни, но как никогда понимал, что не сможет простить.

В доме стояла тяжелая, траурная тишина, только не знавшая правды Лиса наивно удивлялась, что же толкнуло Кисе бросить школу и перебраться на холодный остров, который лично она терпеть не могла. Мама размыто поясняла о будущем, ответственности и помощи старшему поколению, но Лиса ей не верила, если честно.
Харука сидела мрачнее тучи. Ее попытки вразумить родителей были проигнорированы, будто всегда чуткие, любящие мама и папа вычеркнули из своей жизни собственного сына и теперь знать не желали о его существовании. Точнее, таким казался отец. Мать же — Харука прекрасно понимала — просто не смела ему перечить.
В половине девятого Кисе вышел из комнаты, одетый в дутую теплую куртку и с рюкзаком, накинутым на плечо. Он не выглядел особенно печальным или злым, скорее отстраненным и смирившимся. Молча спустился по ступенькам, смотря себе под ноги, крепко обнял кинувшуюся ему навстречу Лису и пообещал звонить каждый день, коротко кивнул Харуке и вместе с мамой вышел во двор, где их ждало такси. Водитель помог загрузить чемоданы в машину, подождал, пока усядутся пассажиры и поехал в сторону аэропорта.
Отец уехал на работу очень рано, пока все спали, чтобы не видеть, как его единственный сын по его же прихоти покидает родной дом.

Кисе думал, что мама уедет на том же такси, но она помогла ему дотащить чемоданы до здания аэропорта, стояла рядом, пока он проходил регистрацию. Пока он не успел исчезнуть насовсем, Масами прижалась к сыну и долго не выпускала его из объятий. Ей хотелось попросить у него прощения и вернуть домой, но и смириться с тем, что ее сын такой, не могла. Несколько недель она молча смотрела, как рушится ее семья, но не сделала ничего, чтобы найти компромисс, и только в последнюю минуту поняла, какую большую и, возможно, непоправимую ошибку вместе с мужем совершила.
— Береги себя, мам.
Кисе мягко отстранился и вымученно улыбнулся напоследок. От жизнерадостного и солнечного парня осталась бледная тень. У Масами защемило сердце.

Через два часа полупустой самолет поднялся в небо и забрал ее сына на холодный остров.
На следующий день к жениху улетела Харука, и большой, всегда живой дом опустел.

***
Все могло бы быть хуже.
Кисе повторял эту фразу каждое утро, когда просыпался в холодном доме и смотрел на унылый снежный пейзаж за окном своей комнаты на втором этаже просторного коттеджа, в который бабушка с тетей переехали несколько месяцев назад. Это лучше, чем предыдущее продуваемое жилище в традиционном стиле, но ему все равно чертовски не хватало центрального отопления.
К тому же, он по инстаграмму одноклассников палил теплую погоду в родном Киото и от этого еще больше злился на ветреный Саппоро.
Ну, а в целом, Кисе не на что было жаловаться. Приняли его с большой радостью, выделили отдельную комнату, устроили в хорошую школу с уклоном в иностранные языки и сильной футбольной командой, уважали его личные границы и не были в курсе, почему так внезапно глава семьи отослал любимого сына к бабушке.

Шла вторая учебная неделя. В новом коллективе, где никто никого толком не знает, Кисе обжился за два часа, завел парочку крутых знакомых, несколько фанаток, с угрюмым парнем за соседней партой нашел общий язык, подружился и на третий день знакомства даже побывал у него в гостях. Его полюбили почти все учителя, за исключением преподавателей по изобразительному искусству и современной японской литературе, а тренер по футболу не давал прохода с просьбой вступить в команду.
В нем быстро опознали известную модель модной молодежной одежды и аксессуаров, так что проблем с популярностью и всеобщим вниманием он не испытывал. Несколько раз у него даже попросили автограф с его же фотографией с прошлогодней Сеульской недели моды.

После уроков он задерживался в школе ради дополнительных занятий по английскому языку, а потом почти с удовольствием топал на курсы по фотографированию, которые вел Такеши-сан, самый молодой преподаватель в школе, вчерашний студент Токийского университета. А вместо футбола вернулся к плаванию по выходным. Баскетбол остался в прошлой жизни.

***
В бассейн он мог ходить только по выходным, потому что в будние дни здесь купался весь район. Он любил просыпаться пораньше в субботу, на несколько минут задержать взгляд на голых березах вдалеке. За деревьями возвышалась покрытая снегом гора, которую он планировал покорить на летних каникулах. Стараясь не разбудить домашних, он на цыпочках спустился по деревянной скрипучей лестнице и на маленькой, но уютной кухне заварил кофе, параллельно листая новостную ленту в социальных сетях. Лиса обстригла длинные косы в дерзкое каре (привет, подростковый протест), Харука каждый день выставляла фотографии из солнечной Италии, Касамацу-семпай теперь учился в Токийском университете, а баскетбольная команда Кайджо почти полностью обновилась. Сацуки-сан ежедневно обновляла профиль, добавляя то короткие видео с тренировок, то селфи, то цитаты из дорам (Кисе их опознал, потому что пересмотрел все, кажется, до последней). Аомине-чи нигде зарегистрирован не был, поэтому подробностей его жизни Кисе не знал, и чувствовал себя очень виноватым за то, что не вернул самолично одолженные шапку, шарф и перчатки и не соизволил с ним попрощаться, покидая Киото.

Расправившись с кофе и двумя бутербродами, Кисе надел куртку, подхватил с пола рюкзак и неспешным шагом побрел к бассейну, дорога до которого занимала минут десять. За это время он отгонял остатки сна и в общий душ шел уже полным сил.
Народ подтягивался ближе к обеду, так что Кисе наслаждался плаваньем и одиночеством. Без особого труда, медленно и расслабленно он преодолевал сопротивление теплой хлорированной воды и прокручивал в голове слова куратора о том, что пришло время выбирать свое будущее: университет или работа? Он впервые подумал о том, что, возможно, не хочет учиться дальше. У него есть возможность вернуться в модельное агентство (или подписать контракт с новым) или стать фотографом. С самого маленького возраста его жизнь была расписана на годы вперед амбициозными и влиятельными родителями, и Кисе даже мысли не допускал, чтобы начать им перечить или проявить самостоятельность в выборе профессии, но теперь он будто стоял в пустом поле без всяких ориентиров и надеяться мог только на свою интуицию.
Вылезая из бассейна, он встретил человека, которого меньше всего ожидал здесь видеть. Такеши-сан улыбнулся ему и поздоровался с легким поклоном головы. Вопреки воспитанию и уважению к старшим, Кисе все же оценил красивую фигуру и развитую мускулатуру преподавателя, хотя ему и было очень стыдно за подобные мысли.
Однако, в семнадцать лет довольно сложно контролировать либидо, особенно в отсутствие постоянного партнера.
— Утренние заплывы гарантируют ясность ума на весь день. При нашем университете был потрясающий большой бассейн, я любил плавать там в пять утра, пока все спят, — Такеши-сан нисколько не смущался компании своего ученика, наоборот, выглядело так, будто ему хочется пообщаться с Кисе, — а сюда я хожу, потому что живу через дорогу.
У Кисе по спине пошли мурашки от холода, и он завернулся в большое белое полотенце. Плавать больше не хотелось. Учитель тоже, видимо, свою норму выполнил.
— Я тоже живу поблизости, — сказал и тут же пожалел. Все же нужно держать в голове тот факт, что безобидные с виду взрослые мужчины могут часами караулить тебя во дворе или названивать с утра до ночи.
— Помнишь, ты интересовался, где можно достать аппаратуру подешевле? У меня приятель продает старый фотоаппарат, объективы и остальное.
Кисе с ужасом представил, сколько это счастье будет стоить, пусть даже не новое. Хватит ли ему тех денег, которые еженедельно пересылала ему мама, да и нужно ли ему это? Тратить огромные суммы ради невнятного развлечения в условиях сократившегося бюджета затея не самая удачная.
— Я подумаю, спасибо, — пришлось пообещать хотя бы из чувства благодарности.
— У тебя хорошо получается, ты будто чувствуешь кадр. Таланты нужно развивать, — Такеши-сан тепло улыбнулся, — я не завтракал. Не составишь мне компанию? Здесь неподалеку подают замечательные американские оладьи с сиропом.
Немного поколебавшись, Кисе все же согласился, потому что бабушка с тетей не признавали никакой кухни, кроме японской, а он привык к разнообразию в рационе, к тому же, успел полюбить западную еду. Ну и некоторый интерес к личности Такеши-сана — не преподавателя математики в школе, а именно красивого молодого человека, тоже присутствовал. Да и завтракать вместе с образованным парнем, успевшим поработать фотографом в США и Канаде, поинтереснее будет, чем слушать бесконечное бабулино нытье о болях в спине.

Снова теплый душ, с феном пришлось повозиться, чтобы привести волосы в порядок, одежда тоже подходящая — спасибо многолетней привычке всегда одеваться достойно. Еще раз посмотрелся в зеркало: неплохо для выходного дня.
Кисе взял телефон, чтобы проверить время, но на экране высветились два пропущенных звонка от Аомине-чи. Сердце в груди зачастило. Он почувствовал странное волнение. Они не разговаривали нормально с того вечера, а перед отлетом Кисе только сбросил смс, что шапку, шарф и перчатки вернет Харука. У Аомине не было привычки звонить первым, так что Кисе накрыла непонятная волна плохого предчувствия.
На втором гудке Аомине поднял трубку, коротко поздоровался. Голос показался немного простуженным, а может, это из-за связи.
— Что-то случилось?
— Нет. Просто. Может, в баскетбол? А то давно не играли.
— Я в Саппоро, — напомнил Кисе, потому что сто процентов говорил об этом Аомине.
— Я тоже.
Ха-ха. Да ты, блин, гонишь…